Крупнейшие золотодобывающие компании: слово «мажорам»

«Всё-таки слово «мажор» имеет негативную коннотацию. Давайте скажем «крупные недропользователи», — предложил главный исполнительный директор Polymetal International Виталий Несис.

Да как угодно. Однако факт остаётся фактом: развитие горнорудной отрасли в России определяют именно крупные компании — холдинги, корпорации. Они задают тенденции и даже решают, для кого ещё найдётся место на рынке.

На круглом столе в рамках «Майнекса» как раз и собрались те самые лидеры отрасли. И поскольку тон беседе надавал руководитель Роснедр Евгений Киселёв, дискуссия получилась на редкость содержательной. И начали сразу с наболевшего — вопроса воспроизводства минерально-сырьевой базы.

«Юниоры» и «мажоры»

«Движение юниоров в России получилось… уродливым. Во всяком случае, оно отличается от канадского. У нас юниоры работают сами на себя: сами нашли запасы, сами их и скушали. 155 месторождений были поставлены на баланс в 2018 году — по выданным лицензиям на геологическое изучение. И в основном это лицензии маленьких артелей. А где юниоры, которые должны подносить снаряды мажорам? Где они, в чём проблема?», — обратился за ответом к собравшимся руководителям крупных добывающих компаний Евгений Киселёв.

Три топ-менеджера крупных добывающих компаний представили совершенно разные мнения относительно перспективности юниорного движения в России — буквально по системе «светофор». Хотя все трое согласились с тем, что вопрос воспроизводства минерально-сырьевой базы — сегодня самый острый для отрасли.

Виталий Несис даёт юниорам «зелёный свет». Он уверен, что крупные недропользователи «могут и должны» поддерживать и воспитывать юниоров. И начал, как и положено, с себя, то есть с «Полиметалла»: компания уже создала два совместных предприятия с небольшими геологоразведочными предприятиями. И в ходе очередного конкурса юниоров «Полиметалл» надеется сформировать новые программы.

«Учитывая, что юниоров мало, они недокапитализированы, у них нет денег, у них нет административного ресурса, крупные недропользователи должны сами активно искать своих партнёров среди поисковых компаний: объяснять им, что именно нужно крупным компаниям, помогать финансово, организационно. И при этом предоставлять максимальную свободу действий в части методологии проведения геологоразведочных работ, выбора цели и так далее. Если все крупные и средние недропользователи пойдут по этому пути, можно надеяться на существенное оживление темпов и объёмов поисковой геологоразведки на ТПИ в России. Однако всё равно этого будет недостаточно: по опыту других стран, у нас должны появиться и юниоры, которые работают не под кого-то, а самостоятельно», — считает г-н Несис.

Эксперт подчеркнул, что первый барьер на пути юниорного движения демонтирован: на большей части территории России расширен заявительный порядок получения поисковых лицензий. Он поблагодарил Роснедра за многолетнюю кропотливую работу и в целом отозвался о нововведениях как о большом достижении.

«Следующим препятствием я считаю сохранившуюся со времён СССР систему работы комиссии по госзапасам и, в частности, привязанную к ней систему конвертации поисковых лицензий в добычные. Она работает надёжно, предсказуемо, и я как директор крупной золотодобывающей компании, текущим положением вещей удовлетворён. Но существующие сроки и административные издержки являются неподъёмными для юниорной компании.

Скажем, в Африке или Латинской Америке на получение добычной лицензии уходит 12–18 месяцев, а у нас эта процедура растягивается на 3–4 года. Это, конечно же, не смертельно. Но надо понимать, что юниорные компании и те источники финансирования, которые они привлекают, не согласны ждать так долго. Настало время обратить внимание на этот вопрос», — подчеркнул топ-менеджер «Полиметалла».

Евгений Киселёв полностью согласился с тем, что время работает против юниорных компаний.

«У нас процент реализации проектов огромный — около 80%. А процент реализации полученных объектов — только 20% на плече 10 лет после завершения работ. И юниоры с малыми капиталами не просидят 10 лет на своих деньгах, как государство», — отметил глава Роснедр.

Противоположную — «красную» точку зрения высказал генеральный директор Petropavlovsk Павел Масловский. Подчеркнув, что речь идёт именно о компаниях, осуществляющих начальную геологоразведку и не являющихся представителем крупных финансовых групп, топ-менеджер сказал, что не видит больших перспектив этого движения в России.

«Виталий Натанович сейчас обозначил проблему перевода поисковой лицензии в добычную. Но для того чтобы подготовить объект, который сможет заинтересовать солидную крупную или среднюю добывающую компанию, требуются десятки миллионов долларов. Такие деньги и в Канаде-то нелегко собрать, а в России подобных механизмов просто нет.

Россия не Канада. Это там каждый человек считает возможным купить акцию как лотерейный билет — и этим собирают средства на серьёзные разведочные работы. У нас нет такой культуры и такого банковского финансирования. Честь и хвала компании «Полиметалл» за то, что они развивают юниорное движение, но я считаю, что в обозримой перспективе будущее за собственной разведкой добывающих компаний», — высказался г-н Масловский. Он также отметил, что, по опыту компании, приобретение объекта, на котором кто-то уже «поковырялся», — это только путь к дополнительному удорожанию активов.

Компромиссную «жёлтую» позицию представил генеральный директор Highland Gold Денис Александров. По его словам, «юниоров в нашей стране ровно столько, сколько нужно рынку, и даже чуть больше».

«Это не значит, что мы как «мажоры» не хотели бы, чтобы юниоров стало больше. Как раз хотели бы: чем выше предложение, тем ниже цена на продукт. Но количество крупных компаний, которые в состоянии купить эти объекты, неизменно: «Полюс», Petropavlovsk, Highland Gold, Polymetal, Kinrossgold. И юниоров уже больше, чем нужно, судя по тому, сколько месторождений сейчас продают и не могут продать. И вот юниоры профинансировали эти проекты, а они не востребованы — не подходят «мажорам» в данный момент времени, или с точки зрения географии, или почему-то ещё. И чтобы в реке было больше мелкой рыбы, нужно увеличить количество и крупной. Но нас всё устраивает», — сказал г-н Александров, вызвав одобрительный смех собравшихся — за честность.

«Давайте посмотрим статистику. В среднем в «распределёнку» у нас уходит 20–25 объектов за год. То есть из 2000 мелких рыбёшек, которые пытаются выходить на рынок, осчастливлены будут только 20. Я не уверен, что у оставшихся 1880 есть возможность второй попытки», — согласился с доводами Дениса Александрова Евгений Киселёв.

Вопрос о перспективах юниоров на российском рынке, таким образом, повис в воздухе.

Больше возможностей

Ещё один вопрос, который глава Роснедр вынес на обсуждение с лидерами отрасли, это судьба продукции высокого передела и перспективы работы упорными рудами.

«Наш сегодняшний рынок дистрофичен по сравнению с теми объёмами, которые мы имели в СССР. Мы могли бы добывать 6000 тонн олова, но где оно будет перерабатываться? Могли бы производить вольфрам, но существует та же проблема.

«Петропавловск» был готов поставлять титан Китаю, но предложение не заинтересовало. Мне кажется, это вкусная идея для производителя — продать продукцию более высокого передела за большие деньги — если рынок гарантированно её ждёт», — рассуждает Евгений Киселёв.

Вопрос только в том, ждёт ли.

«В части добычи золота таких проблем нет, но мы работаем ещё и с железной рудой. Мы производим концентрат, причём высокого качества, с содержанием железа порядка 65%. Его приобретает ЕВРАЗ, но основной рынок — это Китай. И китайцы нас совсем не ждут, а если и встречают, то не с распростёртыми объятиями. Тем более что граничим мы с Северным Китаем, и Южный Китай, где сосредоточены основные металлургические предприятия, для нас экономически недоступен — тарифы на железнодорожную перевозку в Китае выше, чем у нас. Мостовой переход, между прочим, существенно увеличил бы конкурентоспособность нашего производства», — рассказал о существующих проблемах Павел Масловский, сделав закономерный вывод о том, что «нужно заниматься золотом».

Но и с золотом всё уже не так просто: легкообогатимые запасы истощаются. Необходима работа с упорными рудами, и она в России ведётся, но не слишком активно.

«На данный момент в России действуют три площадки эффективной переработки упорных руд: автоклавы Амурского гидрометаллургического комбината и Березняковской золотоизвлекательной фабрики, а также установка биологического выщелачивания на Олимпиадинском месторождении. Ожидается ввод в эксплуатацию крупного центра автоклавной переработки упорных руд на руднике Покровский.

Несмотря на имеющиеся в России мощности, экспорт золота в концентратах увеличился с 5,4 т в 2013 году до 17,3 т по итогам 2018 года. Основное направление экспорта — Китай — где для извлечения металла применяется неэкологичный метод окислительного обжига», — сказано в Стратегии развития отрасли драгоценных металлов России на период до 2030 года.

«Я считаю, что оно из потенциальных направлений — это стимулирование более глубокой переработки собственных полуфабрикатов на территории страны. Понятно, что нельзя ожидать мгновенных изменений, однако в среднесрочной перспективе — на горизонте 5 лет — я считаю, это возможно», — высказался Виталий Несис.

Упомянутую Стратегию он назвал удачной пробой пера и отметил, что это шаг в сторону очерчивания магистрального направления развития отрасли. В документе много внимания уделено переработке упорных руд и, между прочим, развитию движения юниоров.

«Направление выбрано правильно — внутренняя переработка концентратов. Тем более что «Полюс», Petropavlovsk и Polymetal имеют соответствующие технологии, и, если государство озвучит чёткие временные рамки и условия перехода на новые условия хозяйствования, я думаю, что и крупные игроки отрасли, и сама отрасль и страна в целом только выиграют», — добавил г-н Несис.

Евгений Киселёв патриотично согласился с необходимостью развития собственных возможностей, отметив, что «нам не нужны китайцы, мы имеем право защищать свой рынок». А также рассказал о существенном барьере на пути глубокой переработки.

«Есть у нас проблемы, которые решаются путём ручной настройки.

При подсчёте запасов мы учитываем в том числе компоненты, которые не могут быть извлечены ввиду конкурирующей технологии. Возьмём, например, Эльконский ГОК: либо уран добываем, либо золото. Редкие земли месторождений Кольского полуострова ушли в отвалы фосфогипса. Эти вопросы должны быть взяты на вооружение в практике работы ГКЗ, чтобы конкурирующие технологии не присутствовали в подсчёте запасов», — прокомментировал глава Роснедр.

Хайп цифровизации

Без обсуждения цифровизации сегодня уже не обходится ни одна отраслевая дискуссия. Хотя в этот раз участники подошли к вопросу с неожиданной стороны.

«Потенциал создания стоимости в отрасли ТПИ за счёт внедрения цифровых технологий огромен, но, с другой стороны, сейчас фактическое внедрение — это больше хайп, чем реальные результаты», — высказался Виталий Несис.

В подтверждение своих слов топ-менеджер Polymetal вспомнил историю, когда неуправляемый поезд, который перевозил железную руду в Австралии, сошёл с рельсов. Ущерб крупного недропользователя BHP оценивается в 1,5 млрд долларов, гендиректор лишился своего бонуса, и вообще идут разговоры о его смене.

«А за несколько недель до этого тот же гендиректор бодро рапортовал о том, что они всё автоматизировали и сэкономили столько-то миллионов долларов. Это классический пример того, когда желание рассказать о достижениях полностью затмевает реальную фундаментальную ценность мероприятия. И пока большинство цифровых проектов в отрасли носят именно такой характер», — уверен г-н Несис.

Нет, это вовсе не значит, что Polymetal игнорирует тренд цифровизации. Проекты здесь реализуют, но очень дозированно. В прошлом выпуске (№ 1, 19, 2020) мы рассказывали о «Цифровой лаборатории «Норникеля» и принятой здесь идее цифровизации с холодной головой. В Polymetal — что-то в том же духе.

«Мы для себя в компании определили три направления, где мы можем извлечь существенную выгоду от внедрения цифровых технологий.

Перовое — диспетчеризация карьерного транспорта. Не секрет, что сейчас на рынке много подобных продуктов. Но иностранные ПО страдают от недостаточно оперативного послепродажного обслуживания, отечественные же нас не устроили по функциональности. Поэтому мы решили делать всё с нуля.

Второе направление — это использование машинного интеллекта и технологий big data для повышения производительности обогатительных фабрик. Здесь мы работаем с партнёрами, но пока результаты печальные. Тем не менее мы будем двигаться в этом направлении и готовимся к новым пилотным проектам. Третье направление наименее освоенное и наиболее перспективное — машинный интеллект на поисковых и оценочных работах. Стремимся к тому, чтобы обнаруживать на действующих месторождениях новые участки минерализации, а также работать на недостаточно опоискованных объектах. Пока результатов нет, но из-за рубежа, особенно из Канады, постоянно приходит информация о том, что есть успехи. Я считаю, что именно здесь применение цифровых технологий может в среднесрочной перспективе существенно изменить картину в отрасли», — поделился мнением Виталий Несис.

Эффект Греты Тунберг

Примерно в том же ключе собравшиеся высказались относительно экологических проблем. Они не стали оспаривать их актуальность, однако отметили, что проблема раздута.

«Владимир Ливанов, который почти 20 лет был директором Ступинского металлургического комбината, как-то сказал очень хорошую фразу: «Мы кукурузу пережили и научную организацию труда переживём». За что потом получил выговор по партийной линии. Так вот и мы: переживём и цифровые технологии, и экологические драматизмы», — высказался Павел Масловский.

Говоря об экологических проблемах добывающей промышленности, он предложил не смешивать трубы в центре Москвы и техногенные сопки в центре тайги, то есть подходить к экологизации с той же холодной головой. Хотя и г-н Масловский, и остальные участники совещания определили проблему экологии в список наиболее актуальных для современных предприятий. И в качестве мотивирующих факторов назвали не штрафы, а ответственность перед жителями региона или даже будущими поколениями.

«Уровень жизни в стране медленно, но всё же растёт. И параллельно с этим растёт и экологическая сознательность граждан, падает их терпимость к негативным последствиям работы горнорудных предприятий. Я считаю, что каждая компания должна задуматься о том, как будут жить люди рядом с их предприятиями лет через 25.

Подумайте: четверть века назад мало кого волновали объёмы выбросов и риск прорыва дамбы хвостохранилища. А через 25 лет сегодняшние дети, которые сегодня читают в интернете про Грету Тунберг, предъявят совсем другие требования к охране окружающей среды. Я считаю, что в России многие компании отмахиваются от этих соображений, думая, что такое время ещё далеко, да рядом с нашими фабриками никто не живёт. Но принимать меры надо уже сейчас», — высказался г-н Несис.

Денис Александров в своём комментарии также рассказал историю, которой едва ли кто-то бы придал значение те же 25 лет назад.

Highland Gold вела работы в Тыве, и в результате на месте бывшей сопки появился карьер. Казалось бы — подумаешь, большое дело: весь Кузбасс перекопан, и всё радуются большим объёмам добычи угля.

«Ко мне в Тыве подошёл человек и сожалением сказал, что на этой сопке он раньше охотился. То есть для него это было важно, а пришли добытчики — и сопки больше нет. Да, мы заплатили налоги, создали рабочие места, но и этому человеку мы должны что-то отдать», — сказал г-н Александров.

Специалист подчеркнул, что настало время для добывающей отрасли двигаться от реактивного подхода к проактивному. И рассказал об опыте компании по сбору пластика на своих территориях. Небольшое предприятие за два месяца собрало 500 кг. И вот здесь руководство компании своими глазами увидело, какие огромные объёмы пластика потребляет промышленность и как «проседает» эта отрасль: девать-то собранные килограммы, по большому счёту, некуда, поскольку переработка отходов в России развивается неохотно.

«Всё чаще молодые (да и не очень) люди начинают задавать вопросы об экологии. И мы, недропользователи, должны отойти от того, чтобы просто проставлять галочки о выполненных согласно требованиям природоохранных мероприятий. Соответствие нормативам — это хорошо, но этого мало», — уверен топ-менеджер Highland Gold.

Здесь г-н Александров напомнил о том, что крупные игроки горнорудного рынка — хоть и сильные, но не всемогущие. И для решения ряда экологических задач собственных резервов не хватает. В качестве примера он привёл Тасеевское месторождение, рядом с которым расположен затопленный Балеевский карьер. Под водой оказались больше 100 тонн золотых запасов.

«Фабрика закрылась в 1949 году, а экологические проблемы остались. Государство с этим ничего не сделало, мы сейчас пытаемся, но у нас не хватает ни сил, ни денег. Это тоже к вопросам экологии: что нам делать с этим наследием, которое мешает нам двинуться дальше. Нам нужна помощь государства в решении такого рода проблем», — отметил Денис Александров.

«Всё же культура работы многих горнорудных предприятий за рубежом впечатляет. Пролетите на самолёте над Южной Африкой, посмотрите, как у них устроены хвостохранилища и отвалы. А потом над Кузбассом. Сталинград — да и только. Хотя и летать не нужно — Google-карты у всех есть.

Тренд однозначно наметился: вопросы экологии будут в списке основополагающих аспектов взаимодействия бизнеса и социума. Но мы не зря тут вспомнили Грету: любое обозначение проблемы должно базироваться на проверенных фактах. Использую фразу, которую часто произносил в бытность начальником экспедиции: давайте по-честному», — согласился с присутствующими Евгений Киселёв.

Текст: Анна Кучумова