А у нас всё не так, как в Канаде: юниорное движение спасет МСБ

Россия стабильно держится в тройке крупнейших стран по объёмам добычи золота. При этом мы остаёмся в числе немногих государств, обеспеченных запасами, ресурсной базой. Однако специалисты отрасли который год бьют тревогу из-за ухудшения минерально-сырьевой базы золота, недостаточности поискового задела и необходимости срочного вмешательства в ситуацию.

Научный руководитель ФГБУ «ЦНИГРИ», доктор геолого-минералогических наук Анатолий Иванов, один лучших и опытнейших геологоразведчиков в стране, уже неоднократно поднимал эту проблему, говорил о ней на разных уровнях. Выступая на конференции «Золото и технологии 2022», специалист поделился данными аналитики, собранными им и его коллегами из ФГБУ «ЦНИГРИ».

В чём, собственно, дело? Если взглянуть график, отражающий общее состояние запасов ABC1C2 золота в  России, то можно увидеть планомерный рост. С 2016 по 2019-й наблюдалась фактически стагнация, в 2020-м зафиксирован рост, но в целом всё в порядке: вниз кривая не идёт. 69% запасов приходится на собственно золоторудные месторождения, 24%  — на комплексные и 7% — на россыпные. То есть россыпи в России продолжают занимать достаточно значимое место, что отличает нашу МСБ от зарубежных.

При этом Анатолий Иванов обращает внимание на динамику запасов в россыпных месторождениях. Объёмы балансовых запасов снижаются, а  погашение, то есть добыча, при этом растёт. Немного возрастают разве что запасы категории C2, но  этот факт Анатолий Иннокентиевич связывает с разрешением работы с «техногенкой» без предварительной постановки запасов на баланс.

Что касается запасов золота собственно золоторудных месторождений, то здесь специалисты ЦНИГРИ фиксируют очевидную проблему. Достигнув максимума в 2008 году (67%), доля запасов категории ABC1 к 2021 году снизилась до 55%, что отражает снижение качества МСБ. Схожую тенденцию эксперты отмечают и на комплексных месторождениях, где доля запасов категории ABC1 с  72% в  2006 году снизилась до 58% в 2019-м. В 2020-м отмечен незначительный рост до 59%.

«Советские» и «российские»

Эксперты ЦНИГРИ провели большую аналитическую работу, чтобы понять, как в последние годы восполнялась российская МСБ золота. Специалисты разделили существующие объекты на те, что были поставлены на баланс в СССР, и те, которые получили статус месторождения уже в эпоху новой России. Аналитики рассмотрели 74 месторождения с запасами свыше 30 тонн, и оказалось, что 37 из них — это объекты «советские», а ещё 37 — «российские». Кажется, всё в порядке  — идеальное равенство.

Но вот в чём сложность: на протяжении последних 15 лет скачкообразный прирост запасов собственно золоторудных месторождений РФ обеспечивают разведка, доразведка и переоценка условно «старых», «советских» месторождений. В 2006 году основной прирост дало Наталкинское месторождения, в  2007-м  — Сухой Лог, в 2009-м — Нежданинское, Олимпиадинское и Тасеевское месторождения, в 2016-м и 2020-м шла доразведка Олимпиады, а ещё в  2020-м свой вклад внесло Майское.

Анатолий Иванов и его коллеги подсчитали, что вклад трёх наших уникальных месторождениях: Наталкинского, СухомгоЛога и Олимпиадинского  — в  общий прирост по РФ запасов категорий ABC1C2 за 2005-2020 годы составил 37% (3 433 тонны), в  том числе по запасам промышленных категорий (ABC1) — 39% (2 397,3 тонны), по запасам категории C2 — 33% (1 035,7 тонны). А вклад в прирост балансовых запасов «старых» месторождений — соответственно, 67, 66 и 70%.

«Очень здорово, что в нашей стране сеть такие объекты-гиганты, но все мы прекрасно понимаем, что в определённый момент для любого месторождения начинается стадия затухания, когда дальнейшая подготовка запасов за счёт доразведки становится невозможной», — напоминает Анатолий Иванов.

А вот с комплексными месторождениями дела обстоят совсем по-другому. Здесь почти все крупные месторождения: Михеевское, Быстринское, Култуминское, Масловское, Аг-Сугское, Песчанка, Малмыжское, Томинское и другие  — поставлены на баланс уже после распада СССР.

Специалисты ЦНИГРИ фиксируют, что прирост запасов за 2005–2020 годы на комплексных золотосодержащих месторождениях, поставленных на баланс уже после 1991 года, опережает их погашение в 16 раз.

Обусловлено это нахождением большинства объектов на начальной стадии промышленного освоения. Ну а с чем связан всплеск интереса к таким объектам, понятно: основной компонент здесь — это медь, а современные цены на этот металл позволяют вовлекать в отработку даже месторождения с низким содержанием полезного компонента. К тому же цена на золото также становится отличным мотиватором.

Устойчивый рост цены на металлы поддерживает развитие отрасли даже в ситуации, когда среднее содержание полезного компонента в руде планомерно снижается с каждым годом (отдельные пиковые значения в определённые годы обусловлены постановкой на учёт запасов месторождений с более богатыми рудами при отсутствии объектов с рядовым содержанием).

Но вернёмся к «советским» и «российским» месторождениям. Напомним, что месторождение  — это термин с юридическим, экономическим значением; этот статус объект приобретает после того, как запасы поставлены на государственный баланс. И между открытием объекта и его превращением в месторождение проходит обычно много лет — несколько десятков.

И специалисты ЦНИГРИ провели огромную работу (Таблица 1), погрузившись в историю открытия «российских» месторождений. Так вот, все или почти все из них обнаружены в прошлом, а то и в позапрошлом веке, поэтому называть эти объекты новыми можно лишь условно.

Обратите внимание, почти все крупные месторождения нового века — как собственно золоторудные, так и комплексные — уже были известны советским геологам. На все месторождения уже заходили ранее, причём заходили-то с положительными результатами.

Исключением в этом списке выглядит Купол: месторождение открыто в  1997-м, а в 2005-м уже были временные кондиции, что по меркам отрасли очень быстро. Но  Анатолий Иванов говорит, никакого парадокса тут нет. Купол расположен в Магаданской области, работы здесь вёл коллектив «Магадангеологии» — это первоклассные геологи, открывшие среди прочего Джульетту.

Профессионализм специалистов дополнили очень вовремя появившиеся инвестиции: «Кинросс» увидел потенциал месторождения. И дело пошло, что называется, всё сложилось.

«По поводу Малмыжского месторождения мне доводилось слышать такое мнение: пришли, мол, иностранцы, сделали открытие, запустили объект, а мы палец о палец не ударили. Так вот, это не так.

Уже в 1971 году здесь были выявлены первые рудные зоны. Другое дело, что содержание и золота, и меди было небольшое. И уже в 1990-х годах В. А. Ловягиным были рассчитаны прогнозные ресурсы золота в 16 тонн и почти 6 000 тыс. тонн меди. И уже в 2015-м году месторождение поставили на баланс», — отмечает г-н Иванов.

Нужен поисковый задел

Все эти данные, собранные специалистами ЦНИГРИ, ещё раз иллюстрируют хорошо известный геологам факт: пополнение МСБ — процесс длительный. То есть, чтобы получить обеспеченность запасами через 10, 20 и 30 лет, нужно вкладываться в это уже сегодня. А у нас ещё и десяток лет выпал, ведь в 1990-х никакой разведки не велось — так, доразведывали имеющиеся объекты, потому что финансирования не было, а цена на золото не располагала к развитию отрасли.

Анатолий Иванов подчёркивает: прогнозные ресурсы фактически не растут в последнее десятилетие, а ведь именно эта категория определяет будущее золотодобычи. Конечно, P3 — это ещё не объект, до месторождения ему ещё далеко, цифры будут существенно скорректированы. Специалисты ЦНИГРИ ещё в 2017 году на основании данных за  несколько лет вывели условия конвертации ресурсов в запасы.

Средние коэффициенты такие: при переводе P3 в P2  — 0,4, P2 в P1 — 0,6, P1 в C2 — 0,8. Тут, правда, есть нюанс, который эксперты назвали коэффициентом успешности проектов — он составляет 16%, и вводить его нужно в самом начале. С помощью этих формул едва ли можно просчитать запасы на конкретном месторождении, всё-таки к каждому объекту нужно подходить индивидуально. Но  цифры по отрасли такие пересчёты представить помогают.

Однако, как ни крути, всё начинается с прогнозных ресурсов. А бюджетное финансирование ГРР как на ТПИ в целом, так и на золото в частности снижается. При этом эксперты ЦНИГРИ фиксируют рост средней стоимости госконтрактов при снижении условных прогнозных ресурсов золота. То есть работы становятся более дорогими, но менее эффективными.

«С чем это связано? Причин несколько. Одна из них следующая: выбирая объекты по постановке поисковых работ по федеральному бюджету, мы берём условную колоду участков, тасуем её и выбираем лучшие. На будущие годы из колоды — считай, той же, потому что она не увеличивается — опять выбираем лучшие.

И так продолжается 20 лет. И вот уже эти лучшие оказываются не самими привлекательными для работы. И, если смотреть с этих позиций, очевидно, что подготовка поискового задела не на высоте», — пояснил Анатолий Иванов.

Нам помогут юниоры?

«Заявительный принцип», работающий в России с 2014 года, как ожидалось, поможет решить эту проблему и даст зелёный свет юниорному движению в России. Определённые успехи есть: всего по «заявительному принципу» за эти годы выдано 5 311 лицензий (по данным ЦНИГРИ на 01.01.2022). На золото приходится 85% от всего количества заявок, и  суммарный прирост запасов за 7 лет составил 74,8 тонн.

Вроде бы дело пошло, вход в отрасль компаниям упростили. Но все участники отрасли говорят о том, что в России так и не появилось юниоров — в том смысле, который вкладывается в этот термин за рубежом.

Еще в 2020 году на круглом столе «Майнекса» Евгений Киселёв, который тогда занимал пост главы Роснедр, долго подбирал слова, чтобы охарактеризовать сложившееся положение дел. По его мнению, «движение юниоров в России получилось… уродливым». За прошедшие годы ситуация не изменилась.

«Во всяком случае, оно [российское юниорное движение] отличается от  канадского. У нас юниоры работают сами на себя: сами нашли запасы, сами их и скушали. 155 месторождений были поставлены на баланс в 2018 году — по выданным лицензиям на геологическое изучение. И в основном это лицензии маленьких артелей. А где юниоры, которые должны подносить снаряды мажорам? Где они, в чём проблема?», — задавался вопросом г-н Киселёв.

Ситуацию проанализировали и геологи компании «Полиметалл». Она является, во-первых, одним из крупнейших золотодобытчиков в стране, а во-вторых, изначально поддерживала и продолжает поддерживать юниоров.

На протяжении всей своей деятельности «Полиметалл» был открыт к сотрудничеству со средними и малыми геологоразведочными компаниями, уже несколько лет он проводит конкурс юниорных проектов, да и в целом ведёт системную работу с оборотом активов. То есть здесь-то и работают специалисты, которые знают ситуацию изнутри.

«Из разных официальных источников мы слышим, что юниорным компаниям отводится чуть ли не ключевая роли в деле воспроизводства МСБ России. Давайте ориентироваться на статистику выданных лицензий по «заявительному принципу».

Из тех лицензий, которые были выданы с 2014 года (их больше 5 000), только половина доходит до стадии утверждения проекта ГРР. При этом более 80% — это действительно лицензии на золото, но 75% — золото россыпное.

Я с глубоким уважением отношусь к компаниям, которые разведывают и отрабатывают россыпи, но они не могут внести того вклада в развитие отрасли, как компании, работающие на рудных месторождениях.

И остаётся всего 300 или чуть больше лицензий. Дальше мы смотрим свою статистику: за эти 7 лет мы получили около 70 лицензий по «заявительному принципу». Если предположить, что крупные горнодобывающие компании, аналогичные нашей, получили примерно столько же, то окажется, что на малый и средний бизнес остаётся крайне мало.

Так что юниоров у нас единицы, если мы используем этот термин в том значении, в котором его используют в международной практике», — рассуждает руководитель дирекции технологий и  совместных проектов «Полиметалла» Тамара Головина.

К тем же выводам пришли и специалисты ФГБУ «ВИМС». Выступая на прошлогоднем «Майнексе», генеральный директор предприятия Олег Казанов представил подготовленные данные статистики. Олег Владимирович предложил разделить владельцев лицензий на классических юниоров и «не юниоров», то есть выделить крупные компании и их «дочек».

Если взглянуть на ситуацию с россыпным золотом, 66% выданных лицензий приходится на юниоров, «не юниорам» остаётся меньше половины — вроде бы неплохо. Но кто обеспечивает финансирование? 57% инвестиций обеспечивают как раз «не юниорные», то есть эксплуатирующие компании.

С золотом коренным всё еще интереснее: если по количеству лицензий можно говорить о паритете (51% против 49% в пользу юниоров), то с точки зрения финансирования ни о каком равенстве и речи быть не может: в 2020 году юниоры вложили только 7% от общего объёма средств. В среднем за последние пять лет этот показатель держался в районе 10%.

«Не бизнес, а хобби»

Что же пошло не так? Отвечая на  этот вопрос, участники конференции «Золото и технологии» озвучили множество системных проблем.

«Мне кажется, нужно начинать со стратегии развития отрасли в России в целом. Если мы юниорам отводим ту же роль, какую им отводят в мировой практике, тогда необходимо взять эту международную систему за основу. Либо определить, что у нас свой путь, определить, что такое малый и средний бизнес геологоразведки в нашей стране, какие у него особенности, какие потребности, какие инструменты он может использовать для существования»,  — продолжает Тамара Головина.

Действительно, если посмотреть на то, как устроено юниорное движение в той же Канаде, то окажется, что у нас есть только часть пазла. Да, процесс входа в отрасль для компаний упростили, но этого мало.

«Сейчас в России зачастую лицензии получают не те, кто хочет вести поиски и разведку, а те, кто может получить лицензию. Если есть 2–3 человека с опытом, компетенциями и желанием работать в геологоразведке, лицензию им будет получить практически невозможно: у них нет финансов для того, чтобы просто пережить стартовый период: собрать информацию, выехать на рекогносцировку, подготовить пакет документов, содержать юридическое лицо на период рассмотрения заявки.

Кроме того, получение лицензии накладывает довольно серьёзные обязательства, которые бывают не  под силу юниорной команде. С большей частью компаний, с которыми мы сегодня сотрудничаем, мы вместе получали лицензии.

Один из возможных вариантов улучшить ситуацию — упростить процесс входа в отрасль: выбрал координаты, заплатил пошлину — и работаешь.

При этом работ без нарушения почвенного покрова: литогеохимии, магнитки, просто маршрутов — вполне достаточно на начальной стадии. За два года ничего не сделал — потерял лицензию. Сделал, подтвердил перспективы — включаются существующие механизмы», — предлагает Тамара Головина.

Но получение лицензии — это только начало пути, и многие в отрасли считают, что здесь-то как раз все механизмы созданы. А вот что делать дальше: где юниорам взять деньги? Если в Канаде им в помощь биржа и  инвесторы, то как должны работать наши малые геологоразведочные компании?

«Первая сложность для юниорных компаний — отсутствие доступа к  финансовому ресурсу. Планируемые инвестиции в проекты 2014–2022 года составляли 201,1 млрд рублей, а фактическое финансирование составило 25,3 млрд рублей. У большинства компаний, работающих по «заявительному принципу», просто нет денег. И пока он «не выстреливает», — отметил Анатолий Иванов.

И даже если финансирование есть, сложности всё равно возможны. Тамара Головина рассказала об опыте работы «Полиметалла» с одним из  юниоров: проект был проинвестирован, обеспечена поддержка, но  юниор всё равно не смог провести бурение. Почему? Потому что регион очень удалённый, а у подрядчика начались проблемы, он не смог своевременно завезти запчасти, а  альтернативного подрядчика здесь нет.

Но и это ещё не всё. Главный исполнительный директор Kopy Goldfields Михаил Дамрин поделился мнением «с земли», ведь он представляет редкую для России птицу — успешную юниорную геологоразведочную компанию.

Так вот, говорит г-н Дамрин, допустим, юниору удалось получить лицензию. Допустим также, что это «фартовая» компания, и объект они нашли — Анатолий Иванов говорил, насколько это большая удача. Но на этом история не заканчивается — теперь юниор должен продать объект крупной добывающей компании. На самом деле, это оказывается не так просто сделать.

«Большинство месторождений, которые открываются сегодня, небольшие: 5, 10, 15 тонн, больше 50 — это большая редкость. Допустим, открыла наша условная юниорная компания 7 тонн. Мы с вами знаем, что работа с флангами может вывести и на 15 тонн, но это потом, а сейчас компании нужно из этого проекта выйти, то есть продать его. На самом деле, чётких механизмов для этого нет.

В нашей стране есть регионы, которые фактичекски поделены между двумя-тремя крупными добытчиками. И  они могут купить объект, а могут и не купить. И если объект не покупают, куда идти компании, которая пришла из геолого-разведочного бизнеса и провела успешные работы? Профинансировать строительство ГОКа она не может, банки ей кредит не дадут.

Если на Западе геологоразведочная компания может получить финансирование и вырасти в добывающую, то в России это фактически невозможно. Отсюда вопрос: как превратить успешное открытие в успешный бизнес-проект? Получается, что в нашей стране геологоразведка — это не бизнес, это хобби», — заключает Михаил Дамрин.

Большое видится на расстоянии

Специалисты добавляют, что открытое месторождение, скорее всего, будет небольшим — об этом говорил и Анатолий Иванов, рассуждая о новых объектах на карте российской золотодобычи. Но, отмечает директор по развитию бизнеса «Института геотехнологий» Михаил Лесков, наше государство ориентируется на консолидацию.

Вести дела с небольшим количеством крупных компаний проще, чем с десятками «малышей»: десяток «гигантов» ведь легче контролировать. Но ведь, если работу с  мелкими объектами поставить на поток, среди них часто будут попадаться и крупные.

Да и вообще, говорит Михаил Дамрин, когда новое месторождение ставят на баланс, там, скорее всего, будут небольшие запасы, а вот уже потом, за счёт доразведки, они превращаются в гигантов. Свидетельство тому — статистика, которую собрали специалисты ЦНИГРИ.

«Ведь не было почти ни одного случая, когда тот, кто открыл месторождения, довёл его до С1, С2 и добычи — компании всегда менялись. И  всегда на первых этапах всей картины не видно: нужны дополнительные объёмы бурения, а геологи уточняют, что месторождение не оконтурено ни по глубине, ни по простиранию.

То есть на старте может быть и непонятно, что там Сухой Лог. Все об этом знают, но потенциальные покупатели почему-то воспринимают такие рассуждения как маркетинговый трюк: вот есть, мол, подтверждённые 7 тонн, так давайте о них и говорить, а не о дополнительных возможных объёмах», — подчёркивает Михаил Дамрин.

«Соглашусь с Михаилом. Ведь сколько примеров месторождений, которые были открыты в XVIII и XIX веках, тогда же отработаны, но получили новую жизнь после. То есть к этим законченным вроде бы историям возвращались в новых экономических реалиях, с другим оборудованием, другой себестоимостью и получали другие объекты по масштабу и качеству. Но у нас нет механизмов, связывающих эти отдельные звенья в единую цепь», — продолжает Михаил Лесков.

Участники дискуссии привели в  пример опыт Финляндии, где работает госпрограмма поддержки отработки маленьких месторождений, в первую очередь месторождений золота. Тамара Головина предложила чётко сформулировать цель: чего мы хотим достичь? Если стоит задача восполнения МСБ силами юниорных компаний, то следует искать инструменты для этого. Можно использовать тот же финский опыт.

«Да, финский опыт интересен. Здесь на рынке может работать компания со штатной численностью 5–10 сотрудников, а все остальные — это контракторы. К  тому же добывающие компании получают инфраструктуру: дороги, ЛЭП,  — бюрократических процедур в Финляндии меньше.

Но всё-таки сравните территорию Финляндии с  территорией России: очевидно, что в полной мере этот опыт к нам не применим. Но я согласен с тем, что если мы делаем ставку на юниоров, то нужны условия, в  которых их работа будет строиться как бизнес, а не авантюра, на которую они на свой страх и риск идут, а  потом сами же думают, как из  этого выпутываться», — подчеркнул Михаил Лесков.

«Можно посмотреть не только на  финский опыт, но и на опыт Казахстана. Вопрос ведь не только в существовании биржевых механизмов, вопрос в государственном подходе. Государство должно начать относиться к этой отрасли как к любому другому объекту предпринимательства и действовать в этой же логике.

Но такие перемены потребуют коренной реформы, что и  произошло в Казахстане. Согласен, произошло криво, неидеально, но количество доступных объектов здесь на порядок выше, чем у нас», — высказался технический директор ГРК «Быстринское» Алексей Цой (напомним, что эта компания, ведущая отработку комплексного месторождения, уже несколько лет уверенно держится в  топ-20 крупнейших золотодобытчиков России).

Тамара Головина, опираясь на опыт работы «Полиметалла» в Казахстане, подтвердила: здесь «кипит жизнь», так что запланированные компанией проекты планируется реализовать.