Перечень дефицитных видов минерального сырья: взгляд геологов

После вступления в силу Распоряжения Правительства «Об утверждении перечня основных видов стратегического минерального сырья» осенью прошлого года, может сложиться впечатление, что знаменитый тост «Чтобы желания совпадали с возможностями» изначально придумали геологи.

Ряд ведомств, среди которых есть и Минэкономразвития, подготавливают определённый перечень из 17 стратегических дефицитных видов минерального сырья, который вызывает целый ряд вопросов у профессиональных геологов. Начиная с того, как в перечне оказались одни виды сырья, но не попали другие, и заканчивая приблизительными планами потребления этих ископаемых в будущем.

Некоторые из этих вопросов только обострились в процессе проведения геолого-экономической переоценки учтённых государственных запасов, проведённой (согласно предписанию в перечне поручений) осенью 2022 года. Как уточняют специалисты, проблемы дефицита ряда ископаемых не будут решены, пока не будет выполнен целый комплекс предшествующих задач.

Загвоздка в определении

Как это часто бывает, дьявол кроется в мелочах, в данном случае — даже в самом определении. Как отметил на XII Международной научно-практической Конференции в столичном ФГБУ «ЦНИГРИ» в апреле текущего года генеральный директор Всероссийского НИИ минерального сырья Олег Казанов: «Эти виды минерального сырья дефицитные как раз с точки зрения структуры нашей экономики».

То есть, выделяя из числа «дефицитных ископаемых» 17 стратегических видов, составители учитывали в первую очередь показатель импортозависимости. Хотя существует ещё и фактор потребности со стороны промышленности. Больший объём потребления ведёт к сокращению запасов и дополнительным мерам по поиску новых источников востребованного сырья.

«У геологов эта группа неизбежно вызывает вопросы: «А почему эти, а почему дефицит?». Почему плавиковый шпат у нас критический, а глинозём, запускающий огромные цепочки переработки и имеющий объём потребления в два миллиарда, он почему-то не критический», — привёл пример в рамках своего доклада на профильной конференции Олег Казанов.

С экспертом согласны и другие специалисты отрасли, которые называют и другие ископаемые.

«Другой пример — это введение как дефицитного полезного ископаемого каолина. Если следовать рекомендациям ГКЗ, то такое полезное ископаемое вообще отсутствует, а если говорить о классификации принятой, например, в США, то так или иначе к каолину (следуя определения геологического словаря) можно отнести ball clay, common clay; fire clay, kaolin. По каждому из этих видов глин в США отдельно ведётся статистика.

Все эти виды минерального сырья охватывают огромное количество различных отраслей экономики: от бумажной и сталелитейной до кирпичной. Возникает вопрос: что из этого всего многообразия отнесено к дефицитному минеральному сырью?

И почему Госдоклад учитывает только цементную промышленность (при этом делая акцент на карбонатном сырье), если каолин отнесён к дефицитному виду полезного ископаемого?» — задаёт вопрос в своей работе «Размышления на тему введения новых элементов в список стратегических видов минерального сырья и появление термина «дефицитные виды минерального сырья» кандидат геологоминералогических наук, доцент МГУ им М. В. Ломоносова Михаил Богуславский.

Эксперты уже задумываются о том, что стоило бы детализировать классификацию внутри самой группы дефицитных видов минерального сырья с учётом разных геолого-экономических критериев, в частности реальных потребностей промышленности, риска поставок и т. д.
Более того, геологи предупреждают, что нельзя упускать из виду и другие ископаемые, важные для экономики.

«С моей личной точки зрения, которую я не готов навязывать, нам бы надо переориентировать государственные работы на расшивку узких мест именно в промышленных металлах, не зацикливаясь на только лишь тех видах сырья, которые мы сейчас называем стратегическими дефицитными», — выразил позицию Олег Казанов.

Однако специалисты тем не менее не считают это самым приоритетным вопросом и уже классифицировали дефицитное сырьё с точки зрения задач по его добыче, стоящих перед геологами.

Условно генеральный директор Всероссийского НИИ минерального сырья поделил их на две группы:

• виды сырья, для добычи которых необходимы поиски и организация новых месторождений, а также развитие старых;
• ископаемые, требующие технологической и геолого-экономической переоценки.

Причём в случае с некоторыми материалами (например, ураном, литием, титаном и хромом) нужно сочетать эти меры.

Организация новых месторождений

Этот вопрос назревал уже давно, ещё до переломных событий 2022 года. Геологоразведка, освоение новых добывающих объектов — процедуры дорогостоящие, причём многие необходимые процессы пока очень сложно субсидируются, а то и вовсе не подразумевают восполнения издержек со стороны государства. Именно поэтому многие виды важных для промышленности ископаемых закупались — это попросту дешевле.

Только уже тогда геологи начали быть тревогу, настаивая, что, если не позаботиться о реализации своих запасов, можно столкнуться с куда большими тратами. Может случиться так, что свои месторождения мы будем экстренно осваивать, не имея при этом возможности закупить необходимые объёмы со стороны.

«Схожая ситуация по урану, хотя казалось бы, уран — это одна из основ нашей промышленности. Однако при потреблении больше 10 тысяч тонн этого металла ежегодно 70% из этого объёма обеспечивается поставками из других стран, в основном из Казахстана. А казахстанские месторождения тоже не вечные — они умирают, и нам через 10 лет придётся решать очень серьёзные проблемы.

Да, у нас есть резервный фонд в виде Элькона, однако даже при решении связанных с ним проблем технологического характера мы всё равно ни при каких сценариях на действующих месторождениях не обеспечим необходимый уровень добычи, определяемый графиком Минпромторга», — объяснил Олег Казанов.

Эксперт также привёл в качестве примера ситуацию с добычей хрома, чьих действующих запасов нам тоже не хватает, и поэтому этот металл мы ввозим из Казахстана, а в последнее время (из-за санкционных ограничений) — всё больше из ЮАР. Здесь, как и в случае с ураном, даже при оперативном введении месторождений из действующего фонда (Сарановского, Аганозерского и Сопчеозерского) из-за ограничений по технологии не получится достигнуть необходимых объёмов: спрос слишком велик. Поэтому и в этом случае необходимо не только работать с имеющимися объектами, но и усиленно разрабатывать новые.

В некоторых направлениях и по отношению к некоторым видам сырья, а именно литиевым рудам, к этому уже пришли. Как пишет «Российская газета», при ускоренной реализации комплекса мер поддержки в период с 2023–2030 гг. литий будут добывать на участках Завитинского, Ковыктинского, Ярактинского, Колмозерского и Полмостундровского месторождений.

По предварительным прогнозам, такие меры помогут удовлетворить внутренний спрос на литиевое сырьё. Потому что сегодня даже с учётом имеющихся мощностей по переработке этого металла около 8 500 т гидроксида лития и металлического лития перерабатывается на условиях толлинга.

«Уникальная ситуация. У нас 3,5 миллиона тонн запасов, мы крупный производитель гидроксида лития даже по мировым меркам, но при этом мы своего сырья не добываем, а возим его в основном из Южной Америки. Это серьёзнейшая проблема: сырьё дефицитное, и нашим несчастным производителям приходится «подметать» по миру остатки, где только можно. Уже добрались до Афганистана, что ярко демонстрирует масштаб сырьевого голода.

Текущие наши потребности превосходят наши запасы лития многократно. С учётом имеющихся ресурсов какое-то время мы сможем обеспечить запросы промышленности, но скорость исчерпания запасов будет такова, что уже в районе 2040 года нам потребуются новые объекты, и, какого типа будут эти объекты (рудные или гидроминеральные), ещё предстоит определиться», — подчеркнул Олег Казанов.

Обратная сторона: развивать старое без затрат на новое

Однако у каждой медали всегда две стороны, и в некоторых случаях не стоит спешить с разработкой новых месторождений. Это имеет смысл в перспективе, этим можно заниматься постепенно, но основной упор нужно сделать на уже имеющиеся объекты.

К такому мнению эксперты пришли в отношении ниобия. На данный момент импортозависимость от феррониобия составляет 95%, и основные поставки идут из Бразилии. При таком высоком уровне зависимости от импорта закономерно напрашивается вывод о необходимости поиска новых месторождений.

Только значительные новые запасы ниобиевых руд в России залегают в труднодоступных районах вечной мерзлоты. Безусловно, сейчас государство возвело работу в Арктической зоне в приоритет, однако без предварительной подготовки необходимой инфраструктуры и проведения исследований работу всё равно не начать.

В тоже время часть существующих месторождений «стоят на паузе».

«В отношении некоторых видов сырья, в частности ниобия, нам, по-видимому, постановка новых объектов не нужна: нужно готовить к эксплуатации существующие объекты. Это тоже работа, там и геологоразведочные компоненты есть», — отметил Олег Казанов.

Согласно «Стратегии развития металлургической отрасли на период до 2030 года», для импортозамещения ниобия подготавливаются к эксплуатации два месторождения: Томторское в Якутии и Зашихинское в Иркутской области. Ввод Зашихинского в эксплуатацию планируется в 2026 г., Томторского — в 2028 г. Это, по некоторым прогнозам, позволит обеспечить на отечественных мощностях производство 2 500 т феррониобия в 2026 г. и до 12 500 т в год, начиная с 2028 г. Для удовлетворения текущих годовых потребностей российской металлургии, по оценке Минпромторга, достаточно 3 000–3 500 т феррониобия.

Ну а некоторые эксперты предлагают обратить внимание на модернизацию даже не текущих месторождений, а на технологий обработки и использования некоторых видов сырья. Такое мнение высказали на прошедшем весной конгрессе сталеплавильщиков в Магнитогорске.

«Следует помнить, что ГОСТы на ферросплавы не пересматривались уже более 30 лет, а сталеплавильная отрасль ушла по технологиям далеко вперёд. Сегодня наши металлурги, как и тридцать лет назад, работают с феррониобием, в котором содержание основного компонента, собственно ниобия, — более 60%, то есть очень высокое.

А такой необходимости уже нет. Отечественные исследования последнего времени свидетельствуют, что применять можно гораздо более бедный по ниобию ферросплав: не 60-65, а 20-30 % с тем же результатом. Эти исследования показывают, что, помимо ниобия с пониженным содержанием, есть смысл повышать содержание таких элементов, как кремний и алюминий, которые используются в большинстве марок стали», — выразил уверенность член-корреспондент РАН Олег Заякин.

Технологии переработки и спрос среди промышленников

С мнением, по сути, пользователей сырья о необходимости разработки технологий согласны и сами геологи. Только они в данном случае имеют в виду более экономичные методы добычи и обработки сырья.

«У нас по всем видам сырья есть значительный объём нераспределённого фонда недр. Только его освоение убивает три вещи. Во-первых, отсутствие спроса со стороны промышленности, что в первую очередь касается «редких земель». Во-вторых, особенности нашей географии. В-третьих, отсутствие рентабельных технологий [добычи и обработки — прим. автора]. Мы в состоянии извлечь всё из всего, только мы не всегда можем сделать это, оставшись в штанах», — сформулировал проблему Олег Казанов.

Это видят, в частности, и специалисты Минпромторга. Например, потребности промышленности в марганцевых рудах (более 1,3 млн т ежегодно) полностью закрывает импорт, который сейчас находится «под высоким риском остановки». В свою очередь, освоению собственных запасов препятствует как низкое качество самого сырья, так и отсутствие экономически эффективных технологий переработки.

Это касается и вышеупомянутых редкоземельных металлов.

«В России, к сожалению, почти отсутствует собственное потребление этих металлов, что показала история с заводом по их производству, который был закрыт.

Была отработана технология выделения отдельных редкоземельных элементов, причём нескольких из руд одного месторождения (лопаритовый концентрат Ловозерского месторождения), но, получив довольно дорогой конечных продукт и невысокий внутренний спрос, приняли решение о продолжении закупки этих редкоземельных элементов в Китае с консервацией собственного производства», — рассказал в своей работе Михаил Богуславский.

«Мы тот же литий в основном потребляем в конечном, готовом продукте. К примеру, как аккумулятор для электромобиля. Поэтому нам сейчас нужно создать не только первый передел (добыча), но и второй (переработка), третий (выпуск продукции), четвёртый (готовый для продажи потребителю товар) переделы потребления.

Нужно создавать свои производственные цепочки, потому что санкции разрушили многие связи с глобальным рынком. Это касается не только лития. Вольфрам, марганец, кобальт и тот же титан требуют создания производств внутри страны», — отметил для «Российской газеты» глава «Росгеологии» Сергей Горьков.

И буквально все эксперты, выражая свои мнения относительно новых технологий, упомянули фактор, который будет тормозить любые научные работы в этом направлении. Речь идёт об отсутствии спроса среди производственников.

«Освоению месторождений редких металлов в России традиционно препятствует отсутствие внутреннего спроса. Экономика проектов неочевидна, и на фоне доступного импортного сырья и недостаточного внутреннего спроса целесообразнее было завозить эти металлы по мировым ценам. Наиболее сложная ситуация с литием и марганцем», — констатировал для издания «Ведомости» управляющий директор рейтинговой службы НРА Сергей Гришунин.

Путь соблазна: более ликвидное сырьё

В описанный замкнутый круг из отсутствия спроса и технологий можно добавить ещё один элемент — наличие куда более рентабельного и выгодного сырья, работа с которым или даёт серьёзный финансовый выхлоп, окупающий затраты, или включает в себя куда более короткие и дешёвые цепочки переработки.

«Если мы добываем золото, то какие процессы у нас есть? Рудник, золотодобыча, золотоизвлекательная фабрика, аффинаж — всё, цепочка закончилась. Когда же мы имеем дело с более промышленными видами сырья, допустим, с хромом, то даже небольшое месторождение запускает длинную промышленную цепочку.

Добыча, переработка, в данном случае ферросплавы, дальше производство нержавеющих сталей, если дальше продолжать, то там где-то танк выезжает из ворот Уралвагонзавода. Эти масштабные процессы уже сами по себе создают инфраструктуру и привлекают людей, и это длится долго и имеет несколько большее значение для экономики», — пояснил Олег Казанов.

Что, в свою очередь, как считают некоторые эксперты, также замедляет работу с куда более дефицитным сырьём и снижает расширение ресурсной базы.

«Отсутствие критериев выделения дефицитного сырья приводит к отсутствию прозрачных приоритетов. Какой ресурс является наиболее необходимым, не ясно. Следуя логике вложения бюджетных средств Роснедр, можно сказать, что основной приоритет — это золото как наиболее ликвидный вид полезных ископаемых, но оно не отнесено к дефицитным.

Поэтому не менее важной проблемой является слабое пополнение ресурсной базы, которое в данный момент происходит крайне низкими темпами и с вызывающей вопросы достоверностью проводимых работ. Это ведёт к необходимости повышения эффективности регионального геологического изучения недр», — пишет в своей работе Михаил Богуславский.

Появление новых технологий или же стабильного спроса будет больше стимулировать те же частные компании, которые способны очень помочь в освоении месторождений, работать с более нестандартным сырьём.

«Мы часто наблюдаем, что у нас есть инжиниринговые компании, которые с удовольствием занимаются в первую очередь тем же самым золотом, а вот когда возникают какие-то специфические задачи, например сынныритовое сырьё, желание отпадает. Поэтому прямо сейчас мы пытаемся получить молибденовый концентрат в условиях высокого содержания талька из вещества медно-порфирового Михеевского месторождения и т. д.», — отметил Олег Казанов.

Нужны совместные усилия всех ведомств и господдержка

Эксперты сходятся на том, что просто следовать поставленному плану импортозамещения с текущими возможностями не выйдет. Помимо того, что нужно продолжать аналитическую работу в переоценке сырьевой базы, важен комплекс мер и совместные усилия как всех государственных ведомств, так и научных организаций и институтов.

«Это очень важно, когда при решении проблемы у тебя есть возможность собрать за одним столом геолога, аналитика, минералога, технолога и экономиста. Проблема разбирается со всех сторон — это работает.

В данном случае, опять же на примере тех же хромовых руд, можно увидеть, что каждый может привнести в эту систему то, в чём он силён.

Условно, Академия наук разрабатывает геолого-генетическую модель. «ВИМС» тоже может взять это на себя, но в данном направлении приоритет всё же у коллег. Мы с вами подхватываем институты системы, Роснедра доводят это всё до геолого-поисковых моделей, фактически до определения технологии поисков того или иного вида сырья. Осуществляем локальный металлогенический прогноз, уже выделяем сами площади и участвуем в выполнении этих работ», — привёл пример Олег Казанов.

Эксперт уверен, что объединёнными усилиями можно достичь результата, только придётся «ломать» себя, направив деятельность в те области, которые раньше откладывались.

«Отношение добычи из недр к пополнению запасов за счёт разведки и переоценки — очень важный параметр, но не исчерпывающий.

Требуется введение большего набора параметров: оценка вложений денежных средств не в целом, а по стадиям; выделение и отдельный учёт именно необходимых для промышленности типов руд и/или товарной продукции и т. д.

Стратегии всех министерств и ведомств должны быть привязаны к единым целям и задачам и обеспечены соответствующими строками бюджета. В противном случае затраты на создание стратегий и наши ссылки на эти документы не имеют никакого смысла», — выразил схожее мнение в своём докладе Михаил Богуславский.

Некоторые эксперты предлагают вспомнить опыт советской геологии. Такую позицию высказал «Российской газете» Сергей Горьков. Эксперт отмечает, что тогда всё было построено системно, а на осуществляемую деятельность шли куда большие объёмы инвестиций. Он вспомнил принцип Парето, согласно которому за 80% достижений отвечает 20% действий, все остальные усилия приносят незначительный результат. Этот принцип, по мнению эксперта, работает в геологии на 100%.

Более конкретные предложения по теме господдержки предложил Сергей Гришунин. Эксперт считает, что для развития отрасли необходим нулевой НДПИ. Сбор налогов с таких руд пополнит госказну незначительно, но в то же время может серьёзно испортить экономику профильных проектов. Льготы по налогам на прибыль и имущество для таких проектов нанесут «минимальный вред наполняемости бюджета», но дадут стимул развития отрасли.

Ещё некоторая доля отраслевиков предлагает не списывать со счетов экспортный потенциал отрасли и эффективность иностранных инвестиций. Так, руководитель отдела аналитики ресурсных секторов «Ренессанс капитала» Борис Синицын в комментарии «Российской газете» отметил, что для развития добывающей отрасли внутри страны необходимо проработать подписание долгосрочных контрактов с потребителями в Азии. А также направить часть усилий на развитие промежуточных индустрий потребления редких металлов, например выпуск спецсплавов для экспорта.

В «Стратегии развития металлургической отрасли на период до 2030 года» перечислен ряд мер господдержки для стимулирования развития добычи в России редких металлов. Для них предлагается установить пониженный рентный коэффициент (устанавливается в зависимости от вида ископаемого и условий добычи) в формуле НДПИ, равный 1 (сейчас — 3,5).

Такие металлы, как титан, цирконий, вольфрам и молибден, планируют включить в перечень редких металлов. Для такого вида сырья НК при реализации новых проектов в течение первых 10 лет предусматривает понижающий коэффициент к НДПИ — 0,1. Кроме того, Минпромторг хочет обнулить ставку НДПИ для молибдена до 1 января 2040 г. Такие меры, считают в ведомстве, позволят «продолжить работу действующих предприятий» и дадут «возможность реализовать новые инвестпроекты».

Текст: Мария Бобова