Высокотехнологичные металлы: обсудили сценарии обеспечения России стратегическими металлами

Чтобы в стране развивались аэрокосмическая и авиационная отрасли, зелёная энергетика, экологически чистый транспорт, электронная промышленность, медицина и ОПК, необходимы сырьевые ресурсы — разнообразные и в большом количестве. Добывающая промышленность — это настоящий фундамент высокотехнологичной экономики. Это, что называется, факт, поражающий своей новизной.

Однако только в последние годы эта информация в полной мере нашла отражение в программах стратегического развития страны. Перечень видов стратегического минерального сырья, приведённый в распоряжении Правительства от 30 августа 2022 года, обретает всё более плотный ореол сакральности и становится отправной точкой многих проектов и инициатив.

Всего в перечне 28 видов сырья, если не выделять отдельные РМ и отдельные платиноиды. Не все пункты этого списка — твёрдые полезные ископаемые. Нефть и природный газ также являются стратегическими. Но огромная роль всё же отведена металлам высоких технологий. И практически по всем видам этого сырья спрос российской промышленности удовлетворяется за счёт импортных поставок.

Так у нас и появился второй перечень — список стратегических дефицитных видов сырья.
Ситуация по всем этим компонентам неодинакова. Скажем, марганец у нас действительно в дефиците. А вот РЗМ мы обеспечены примерно на 1000 лет, что, правда, не мешает завозить разделённые оксиды из-за рубежа.

Специалисты ФГБУ «ВИМС» провели большую аналитическую работу, разделив высокотехнологичные металлы на четыре группы в зависимости от обеспеченности страны минерально-сырьевыми ресурсами. Об этом рассказал генеральный директор ФГБУ «ВИМС» Олег Казанов, выступая на конференции «Майнекс».

ГРР: что было и что будет

Итак, если подразумевать под металлами высоких технологий тот список, который представлен в таблице 1, то первым делом имеет смысл взглянуть, как велась и как запланирована геологоразведка на эти элементы в прошедшие годы — этими сведениями как раз располагает ВИМС.

По данным Олега Казанова, период наибольшего объёма инвестиции в ГРР из федерального бюджета пришёлся на 2014 год, далее наблюдалось колебание. При этом больше всего средств всегда вкладывалось в разведку на золото, а на все остальные металлы приходилось в среднем 20% инвестиций. А из этих 20% самую большую долю имела медь.

Правда, уточняет г-н Казанов, имеющаяся статистика не учитывает события, которые начались в 2022 году и активизировались в 2023 г. Речь идёт о крупномасштабных проектах по разведке месторождений ВТМ, а особого внимания сейчас удостоился литий.

Государство очевидно реагирует на вызовы рынка, и доля инвестиций в ГРР на высокотехнологичные металлы с 2022 года растёт, будет расти и дальше и достигнет максимума ориентировочно в 2025 году. Пока не все бюджеты утверждены, но таковы ожидания ВИМС. Специалисты института также предполагают, что 60-70% госзатрат на разведку будут направлены на работы по тем видам сырья, которых стране сегодня не хватает.

Сценарий 1: полная обеспеченность действующей добычей

Как можно заметить по данным таблицы 1, не все стратегические металлы и металлы высоких технологий у нас являются дефицитными. Кстати, даже не все являются «экзотическими»: есть и такие, которые Россия успешно добывает много лет, а где-то даже и столетий, причём в большом объёме.

Яркий пример такого металла — медь. Да, при упоминании высокотехнологичных металлов мы обычно вспоминаем литий, титан, РЗМ. Но, как напомнил Олег Казанов, именно медь является главным бенефициаром новых технологий, особенно зелёной энергетики. По данным ВИМС, к 2035 году объём потребления меди без зелёных технологий составит чуть более 30 000 тыс. тонн, а с учётом — 50 000 тыс. тонн.

При этом сегодня доля зелёных технологий в общем объёме спроса составляет 5%, а к 2031 году это будет уже 25%. И на один зелёный мегаватт нужно от 4 до 6 тонн меди, так что новая энергетика оказывается примерно в 5 раз более медеёмкой, чем традиционная генерация. Так что, смещаясь в сторону зелёной энергетики, мы неизбежно наращиваем потребление меди.

Эти факты определяют и цены на этот металл, и высокие перспективы медных проектов. Этот вид сырья устойчиво финансируется, на медь ведутся ГРР. В результате мы имеем почти ежегодные открытия новых объектов.

Правда, в последние 35-40 лет речь всё больше идёт о месторождениях с невысоким содержанием полезного компонента, и в основном (за исключением Удокана) это объекты порфирового типа с огромными запасами и простыми горными моделями. Однако текущая стоимость металла делает рентабельными отработку месторождений, в руде которых содержится только 0,3-0,4% меди.

В итоге мы имеем следующее: по меньшей мере 7 объектов, которые уже работают или скоро начнут эксплуатироваться, с проектными мощностями более 10 млн тонн руды в год. Это Михеевское (31 млн т), Томинское (45 млн тонн), Удоканское (17 млн т), Быстринское (12,8 млн т), Малмыжское (106 млн т), Песчанка (60 млн т), Култуминское (10 млн т). Очевидно, что это просто огромные объёмы.

Здесь Олег Казанов отметил два момента. Первый: это месторождения-гиганты, что проистекает как раз из их геологического типа. Такого в нашей добывающей истории ещё не было даже в советский период, когда реализовывались особенно масштабные проекты. Ну а второй момент не очень приятный: перерабатывающие мощности в России преимущественно сосредоточены в Уральском регионе, традиционной территории добычи меди, а подавляющая часть новых запасов находится на Дальнем Востоке.

То есть обозначился определённый дисбаланс добычи и переработки, так что часть полученного сырья мы вынуждены будем экспортировать в виде продуктов низких степеней передела.

Однако вернёмся к теме запасов и необходимости дальнейших ГРР. В текущей ситуации при любом варианте развития событий объёмы производства меди многократно перекрывают объёмы производства. Даже действующие месторождения способны обеспечить спрос, пусть даже и растущий, более чем в четыре раза. А объекты, которые мы запустили недавно и которые готовимся запустить в ближайшие годы, дают аномально высокий уровень добычи.

В медедобывающей отрасли нет проблем с сырьём, нет здесь и технологических сложностей: способы извлечения полезного компонента из даже очень бедных руд уже отработаны. Некоторые трудности возникают разве что с попутными металлами, присутствующими в руде, или с особенностями руд конкретных месторождений. Но в целом итог такой: российская промышленность гарантированно обеспечена собственной сырьевой базой.

«Отсюда вопрос: нужна ли нам геологоразведка на такие виды сырья? Ответ: да, нужна. Но мы должны понимать, что мотивом поисковых работ в данном случае является не восполнение дефицита, которого нет и близко, а социально-экономическое развитие территорий, обеспечение сырьевых баз ГОКов и так далее», — пояснил Олег Казанов.

«Медный сценарий», то есть ситуация полного обеспечение спроса текущей добычей, характерна для достаточно большого количества стратегических металлов. Это никель, металлы платиновой группы, свинец, цинк и другие.

Сценарий 2: обеспеченность разведанными запасами на длительную перспективу

Ситуация со второй группой стратегических металлов чем-то похожа на то, о чём мы говорили выше, но вот итог совсем иной: в российских недрах эти элементы есть, мы даже знаем, где они, однако либо добыча не ведётся вообще, либо объёмы очень небольшие. Например, Ta2O5 мы производим не более 2500 тонн, и ситуация фактически не меняется с 2012 года. Ni2O5 — менее 150 тонн, прогресс минимален. Та же ситуация с РЗМ.

«Мы понимаем, что у нас есть колоссальная сырьевая база. И есть несоответствие между масштабами этой базы и реальным производством. У нас есть три главных центра потенциальной добычи: Ловозеро, Томтор и Чуктокон, — из которых фактически работает только Ловозеро. Но каждый из этих объектов может обеспечить нашу потребность в РЗМ. Собственно, уже сегодня добыча лопаритового концентра Ловозёрским ГОКом ведётся в достаточных объёмах», — отметил Олег Казанов.

С РЗМ сложность у нас вот какая: существует разрыв технологической цепочки между коллективными и селективными оксидами. Если заглянуть в таблицу 1, то можно увидеть, что импорт РЗМ в виде разделённых оксидов сегодня составляет 100%. То есть ситуация парадоксальная: имея разведанные объекты с огромными запасами РЗМ, мы является полностью импортозависимыми по этим металлам.

В настоящий момент Соликамский магниевый завод, который является потребителем лопаритового концентрата Ловозёрского ГОКа, уже работает над решением этой проблемы. И тогда этот вид сырья останется стратегическим, но перестанет быть дефицитным.

Но вернёмся к прогнозу добычи и потребления РЗМ. Экспертная оценка ВИМС такова: к 2040 году потребность промышленности в РЗМ составит 4 тыс. т. Столько могут дать разрабатываемые месторождения, то есть всё будет хорошо, даже если новых месторождений мы не запустим. Если к Ловозёрскому месторождению мы введём участок Аллуайв, то получим 22,2 тыс. т.

А если к Ловозеру мы добавим Томтор, то объёмы составят уже 94 тыс. т. А ещё ведь есть Зашихинское месторождение, есть участок Умбозеро. Можно сказать и по-другому: ввод любого из известных месторождений решит российские редкоземельные проблемы в части объёмов сырья. Мы многократно перекроем собственные потребности и создадим внушительный экспортный потенциал.

Так что сейчас названные месторождения становятся своего рода конкурентами. По какому пути мы пойдём? Олег Казанов говорит, что критерии выбора в данном случае технико-
экономические. Томтор, например, является хорошо изученным объектом, а вот эвдиалитовое сырьё того же Аллуайва пока исследовано недостаточно. При этом Томтор — месторождение богатое, но расположено оно в неосвоенном регионе без необходимой инфраструктуры. Аллуайв — объект бедный, но зато рядом функционирующий ЛГОК.

Поэтому, что называется, поживём-увидим. Но, как бы то ни было, российская промышленность полностью обеспечена РЗМ, правда, не текущей, а будущей добычей. Запасы позволяют разгуляться, осталось только решить технологические вопросы.

Аналогична картина по танталу, ниобию и титану: как только мы начнём осваивать месторождения, дефицит исчезнет.

«Говорит ли это о том, что здесь нам не нужно вести ГРР? Отвечу так: смотря какие. Нам не нужны новые поисковые работы, не нужна специализированная региональная разведка, нацеленная именно на этот вид сырья. Но нам нужна переоценка существующих объектов, не введённых в эксплуатацию.

И эта переоценка требует геологоразведки, но уже в пределах существующих объектов. И, кроме того, нам нужны рентабельные технологии первичной и глубокой переработки минерального сырья. И здесь опять же необходима технико-экономическая переоценка, нацеленная на выбор оптимального сценария освоения», — подчеркнул Олег Казанов.

Сценарий 3: обеспеченность разведанными запасами на ограниченную перспективу

В качестве показательного металла для этого сценария Олег Казанов выбрал литий, о котором сегодня говорят не меньше, чем об РЗМ. По данным Benchmark Minerals, мировое потребление лития (Me) уже к 2035 году превысит 800 млн т притом, что производство едва достигнет 400 млн т. Но и цены на этот металл в последние годы резко пошли вверх.

«Здесь есть такой эмоциональный момент. Наверняка многие сегодня задумываются о том, не будет ли их следующий автомобиль электромобилем. Но вот задумайтесь: аккумулятор Tesla S 85 кВт*ч содержит примерно 7 кг металлического лития, переводим это в карбонат (37-38 кг) и умножаем на его текущую стоимость. Получится больше 2000 долларов по текущим ценам, а при их повышении сумма возрастёт до 3000-4000 тыс. долларов.

То есть каждый купленный автомобиль расширяет рынок лития минимум на 2000 долларов. Отсюда и стартует и та самая литиевая гонка, которую мы сегодня наблюдаем, и прогнозы роста рынка лития. Честно говоря, у меня дома нет ни одного металла такой стоимостью, даже золота — точнее, тем более золота», — рассуждает Олег Казанов, рассказывая о буме спроса на литий.

Специалист также отметил, что в 2010 году в мире было продано всего несколько тысяч электромобилей, а в 2022 г. эта цифра превысила 10 млн единиц.

Итак, есть ли в российских недрах литий? Есть, причём достаточно много, на балансе числятся 17 месторождений лития с суммарными запасами 3,5 млн т LiO2. Большая часть наших месторождений имеет высокую степень готовности к освоению. Это 7,2% от мировых запасов, по данному показателю Россия находится на 5-м месте. Но удовлетворит ли этот объём стремительно растущий спрос на литий?

По прогнозам ВИМС, потребность отечественной промышленности в карбонате лития с учётом экспортного потенциала к 2050 году превысит 160 000 т LCE (эквивалент карбоната лития). На самом деле, таких прогнозов много, они разнятся, экспертная оценка ВИМС — это некий консенсус-прогноз.

Так вот, если мы введём в эксплуатацию первоочередные объекты распределённого и нераспределённого фонда, а это Полмостундровское, Завитинское, Колмозёрское, а также запустим наиболее подготовленные объекты второй очереди, такие как Гольцовское, Белореченкое, Уринское и Тастыгское, то уже к 2041 году нам понадобится новый объект, чтобы удовлетворять спрос.

Вроде бы рассуждения неочевидные, поскольку построены на очень агрессивном росте потребностей, но они похожи на правду. Получается, с точки зрения геологоразведки это уже третья ситуация: мы обеспечены запасами, однако просматривается финал этой обеспеченности. И уже сейчас нужно думать, за счёт чего можно ликвидировать этот разрыв.

«Если рассуждать таким образом, то возникает очевидный вопрос: какие это будут объекты? Я полагаю, что усилия государства имеет смысл обратить на те виды сырья, которые сегодня считаются нетрадиционными, и посмотреть в сторону гидроминерального лития, лития гекторитов, лития слоистых силикатов.

У нас есть для этого время, и использовать его нужно для спокойной поэтапной подготовки объектов, чтобы к 2040-2041 годам мы уже имели дополнительные объекты», — считает Олег Казанов, добавляя, что реалистичны сценарии и продолжения работы с рудным литием, и увеличение запасов известных объектов. Но ГРР нам все-таки потребуются.

Аналогичный сценарий характерен для графита и плавикового шпата. Ситуацию с последним Олег Казанов прокомментировал дополнительно. Казалось бы, откуда такой рос потребления плавикового шпата? Мы привыкли воспринимать этот продукт как металлургическое сырьё, но это только часть картины. Предполагается, что основной рост потребления обеспечат химические сорта плавикового шпата, который используется, в частности, для очистки батарейного графита.

«Есть перспективы добычи плавикового шпата в России, хотя сейчас мы завозим его из Монголии. Уже сейчас за счёт средств федерального бюджета мы ведём работы в работы в районе Краснокаменка, понимая, что где-то к 2040-2041 годам нам понадобятся новые объекты, если возросший спрос мы хотим обеспечить своими силами», — объяснил г-н Казанов.

Сценарий 4: преодоление дефицита

Иллюстрацией в данном случае может служить уран.

Дело в том, объясняет г-н Казанов, в нашей стране зелёная энергетика — это во многом энергетика ядерная. И потребление урана во всём мире будет расти, что бы там ни говорили Евросоюз и Япония. Помимо России, это направление намерены развивать по меньшей мере Китай и Индия.
По данным ГК «Росатом», потребление урана российскими АЭС будет плавно расти, и к 2040 году мы приблизимся к отметке 8 000 тонн. С учётом экспорта нам понадобится уже 16 000 т (это прогрессивный сценарий).

«В целом, мы имеем достаточное количество урана, чтобы закрывать внутренний спрос. Другое дело, что большая часть этих объёмов — импорт. Главным нашим поставщиком остаётся Казахстан, хотя мы работаем не только с ним. Ничего страшного в этом нет, тем более что большая часть месторождений, с которыми мы работаем, входит в структуру «Росатома».

Но такое положение дел не вечно, поскольку к 2040 году начнётся исчерпание этих источников. Да, у гидрогенных месторождений есть свои особенности, обычно добыча там длится дольше, чем планировалось, но к обозначенному периоду они будут исчерпываться», — объясняет Олег Казанов.

Что делать дальше? У нас есть уран в руде Эльконского месторождения, но оно не сможет обеспечить необходимые объёмы. Конечно, можно работать с зарубежными источниками. Но в идеале всё же иметь свои запасы. Как показывает история, этот путь самый надёжный.

«Вот как раз такая ситуация — это показания к немедленной организации геолого-разведочных работ всех стадий: оценка на ранее выявленных объектах, поиски, прогнозно-минерагенические работы. Здесь допустимы риски, но нам нужны новые объекты, потому что сырьё стратегическое», — подчеркнул Олег Казанов.

Аналогичный сценарий характерен для других видов сырья, в частности для хрома. Не такой уж взрывной рост спроса нас ожидает: по данным Минпромторга, потребность промышленности в хромовых товарных рудах составит 2 000 тыс. т при сегодняшней потребности в 1 000 тыс. т. Но даже этих показателей мы не сможем достичь за счёт известных объектов.

Если мы будем продолжать добычу на разрабатываемых месторождениях и вводить в эксплуатацию подготавливаемые, то уже в 2030-х годах мы столкнёмся с жестким дефицитом. Пока не совсем понятно, что будет с Сопчеозёрским и Аганозёрским месторождениями, которые на данный момент находятся в нераспределённом фонде, но даже если мы запустим их, то лишь ненадолго прикоснёмся к кривой спроса.

Названные объекты — достаточно крупные (чуть больше 10 млн т и 26 млн т), но даже при их отработке мы останемся без хрома в обозримом будущем — в период до 2035 года. А то и раньше, поскольку сегодня нет рентабельных технологий переработки низкохромистого сырья, да и для того, чтобы переработать аганозёрскую и сопчегорскую руду, нужны разработки технологий.

«Таким образом, нам нужна геологоразведка. Но это не означает, что нам не нужна технология: очень нужна, чтобы задействовать неиспользуемые ресурсы», — отметил Олег Казанов.
Этот же сценарий характерен для марганца: здесь тоже нужны немедленные геолого-разведочные работы.

ВИМС не несёт ответственности за инвестиционные решения, принятые на основании авторских оценок. Все представленные данные получены из открытых источников.

По материалам ФГБУ «ВИМС»