Если открыть официальный сайт Быстринского ГОКа, то на главной странице можно прочитать, что речь идёт об одном из крупнейших в России greenfield-проектов. Здесь же сказано, что построили предприятие в рекордные сроки — за 3,5 года, хотя работать пришлось в суровых условиях Забайкалья. И всё это правда — «Норникель» действительно реализовал очень сложный и масштабный проект. Но примечательно здесь вот что: работы в районе Быстринского месторождения стартовали ещё до революции, а вот полноценное его освоение началось уже в наши дни.
Быстринское месторождение является полиметаллическим, и работающий сегодня комбинат производит целых три продукта: золотосодержащий, железорудный и медный концентраты. Текущая мощность ГОКа — 11,3 млн тонн руды в год, но к 2030 году этот показатель намерены довести до 20 млн тонн, для чего недропользователь планирует ввести в эксплуатацию ещё два карьера в дополнение к двум уже действующим, а также повысить производительность перерабатывающих мощностей.
Однако много лет исследователи не осознавали масштаба Быстры и не могли найти подход к этому объекту.
Дореволюционное время
Выступая на научно-практической конференции «Актуальные проблемы поисковой геологии», специалист «ГРК Быстринское» Алексей Буше рассказал, что «горный промысел» в районе современного предприятия существовал ещё в конце XIX века — добывали серебро и свинец. В то время в Забайкалье ехали купцы и исследователи, а ещё эти земли были местом ссылки.
И, когда в районе открыли золотые месторождения, вольные работники стали массово уходить из «горного промысла» в золотоискатели, так что горному округу пришлось ходатайствовать о дополнительной присылке на рудники каторжан — сохранились записи об этом.
Первый официальный документ о месторождении, который удалось найти Алексею Буше, датирован 1916 годом. Это даже не отчёт, а информационная записка горного инженера Сарибана. Он отмечает, что в районе селения Быстринского есть выходы медных руд, где «обнаружены весьма старые, по словам местных жителей, проведённые более шестидесяти лет тому назад разведочные работы».
А ещё горный инженер начала века пишет, что «в недалёком расстоянии от осмотренных выработок находится, кроме того, месторождение магнетита». То есть за год до Октября горняки уже понимали, что здесь имеются все три добываемых сегодня металла — о наличии золота говорили работающие рядом прииски.
Возможно, ГОК построили бы намного раньше, но случилась революция, за ней — гражданская, и пару десятилетий стране было не до забайкальских месторождений.
Время железа
В начале 1930-х, когда страсти немного улеглись, а молодое советское государство окрепло, в Забайкалье отправилась магнитометрическая партия «Железный Кряж». Искали в этот период магнетит. Судя по отчётам геологов, не всё этой экспедиции было гладко: у партии не было оборудования: по ошибке его отправили в другое место, несколько месяцев люди просидели без дела, и реально сезон начался не летом, а осенью.
Уже в октябре стартовала съёмка на месторождениях Быстринское и Яковлевское, геологи работали в две смены на заснеженной земле. Но задачу они не только выполнили, но и перевыполнили, сделав 135% от плана.
Поскольку партия была ориентирована именно на поиски железа, никакой информации о золоте или меди она не привезла. На основе магнитометрических данных геологи сделали выводы о том, что «запас категории С по обоим месторождениям составляет около 10 млн тонн руды».
Они понимали, что необходимо провести дополнительные геолого-разведочные работы: те данные, которые были получены в спешке на не самом лучшем оборудовании, позволяли сделать только предварительные выводы. Однако уже тогда специалисты зафиксировали сложное строение месторождения, отметив, что главным недостатком является «крайне капризная разрозненность».
А ещё те же геологи в 30-х годах прошлого века подчёркивали, что рентабельное освоение месторождения возможно «только при проведении (давно) проектируемой железной дороги». И «железку» действительно построили — в 2000-х годах.
Время вольфрама
В 1933 году в шлихах Быстры нашли шеелит — минерал, содержащий вольфрам. Чуть позже «Союзредметразведка» отправила на месторождение уже другую геолого-разведочную партию, и, судя по отчётам, «коренное месторождение шеелита было обнаружено в канавах Южной залежи Быстринских магнетитов».
И добычу действительно запустили — она шла целых 8 лет, в том числе и в годы войны. Тогда же в документах появляется упоминание Большого Медного Чайника как местного названия горы и месторождения. Этот объект известен и современным недропользователям, в эксплуатацию его ещё не ввели, но в планах этот шаг есть.
Алексей Буше обратил внимание на то, что тогда, в 1930-х, опробование вели одновременно две партии: первая — на шеелит, а вторая – на золото. При этом пробы брали по одним и тем же каналам и шурфам. И уже в те годы геологи писали, что «такой нелепый параллелизм необходимо ликвидировать».
«Добыча на коренном месторождении должна вестись комплексно с извлечением шеелита и золота в первую очередь. Скарны необходимо тщательно анализировать и на другие редкие металлы. Вопрос об использовании концентратов железа и меди будет решаться в основном в зависимости от транспорта», — писал начальник партии А. Дёмин.
Как показала история, это был дальновидный специалист: он же настаивал на том, что отдалённость от железной дороги и «скверное состояние путей сообщения» тормозят развитие региона.
Там же, в отчёте по шеелиту, Дёмин пытается продвинуть идею комплексного освоения месторождения, подчёркивая, что наряду с вольфрамом и железом в руде присутствуют медь, золото, серебро и молибден. Если добывать их все, то процесс может оказаться «вполне рентабельным», пишет специалист в 1936 году.
Но мнения начальника партии оказалось недостаточно для того, чтобы изменить подход к Быстре. Алексей Буше связывает это с тем, что разными металлами заведовали разные ведомства, за каждым из которых стояли свои руководители. Запроса на комплексное освоение со стороны правительства не было, и о возможности этих работ на время забыли.
Время меди?
В послевоенные 1950-е советские геологи вернулись к разведке в пределах Быстринского рудного поля и изучили месторождение Малый Медный Чайник. Они зафиксировали запасы меди и обозначили перспективы открытия дополнительных медно-вольфрамовых рудных тел в скарнах участка.
Геологи не исключали того факта, что потенциал рудного поля ещё не исчерпан, однако, учитывая небольшие размеры рудных тел, посчитали, что их изучение является не первоочередной задачей.
Геологоразведка шла и в 1960-х, при этом и Яковлевское, и Верхне-Ильдиканское месторождения в то время определяли как железорудные. Руды второго из названных объектов Быстринский ГОК сегодня отрабатывает открытым способом, позиционируя руду как полиметаллическую. В 1960-х же оба месторождения определили как мелкомасштабные: геологи решили, что продолжать здесь работы бессмысленно. Посчитанные запасы меди на тот момент составляли 31 тыс. т, и считалось, что увеличить их в значительной мере не удастся.
Время золота?
Сегодня «Норильский никель» входит в десятку крупнейших производителей золота в России — это нереальный показатель, учитывая, что жёлтый металл добывают из комплексной руды. «Виновник» такого положения дел — конечно же, Быстринский ГОК.
Поиски коренного золота в этом районе шли на протяжении многих лет, но эти работы практически никогда не были вписаны в процесс комплексного изучения. Опробование месторождений Быстринское и Малый Медный Чайник проводили ещё в 1935 году, и результаты от следов доходили до 17 г/т.
Работы вёл трест «Забайкалзолото». Его интересовало не только россыпное золото, которое в регионе успешно добывали, но и коренные месторождения. Поиски рудного золота шли и в 1940-х, и в тот период геологи сделали преждевременные выводы о том, что перспективы района невелики. Тем не менее именно в это время появилась первая оценка золотых месторождении рядом с «Быстрой»: Быстринско-Ширинского, Лугиинского, Кочковского, Аркиинского и других. Эти объекты живут до сих пор — их отрабатывают разные недропользователи.
При этом к пониманию самой Быстры работы на золото тех лет ничего нового не добавили, считает Алексей Буше. Всё это время исследователи, что называется, не видели леса за деревьями.
Оценить золото в скарнах попытались только в 1984 году, и в отчёте этого периода наконец появляются признаки комплексного подхода.
Здесь специалисты из «Читагеологии» отмечают, что объём работ на территории Быстринского поля предшественники провели действительно большой, но чаще всего речь шла об оценке одного, в лучшем случае двух полезных компонентов. При этом такой важный элемент, как золото, всякий раз выпадал из поля зрения. В результате золотоносность здешних скарново-рудных проявлений оставалась неизученной.
«Предполагается, что эффект комплексности будет обуславливать высокие технико-экономические показатели освоения прогнозируемых месторождений, не имеющих себе равных среди монометалльных объектов. С учётом оконтуривания рудных тел по условному металлу значительно упростится их морфология, при отработке повысится коэффициент рудоносности и снизится при открытой отработке коэффициент вскрыши», — писали специалисты «Читагеологии» в 1980-х.
Понятие «условный металл» впервые появляется в связанных с месторождением документах.
Переходное время
И вот в 1985 году «Читагеология» провела первую оценку крупнообъёмных ресурсов меди и золота на месторождении. Расчёты базировались на материалах литогеохимического опробования. Цифры получились интересными: 1886 тыс. т меди, 85 т золота, 3,5 тыс. т вольфрама и 15 тыс. т молибдена.
Наконец появились предпосылки для крупного объекта, но теперь становилось непонятно, кто будет его развивать: начиналось переходное время, государство постепенно потеряло роль заказчика, а частных инвесторов, «Норникеля» в современном его виде тогда не было. Второй раз в своей истории месторождение переживало эпоху перемен.
Постепенно российская экономика и добывающая отрасль вставали на новые рельсы. Горная индустрия становилась бизнесом, и власти Забайкалья не упустили момент и включились в продвижение крупных проектов. Алексей Буше вспоминает, что в начале 2000-х появилось красивое подарочное издание — сборник инвестпредложений с описанием значимых объектов: здесь были Быстра, Чиней, Удокан и другие. Первой отводится ведущая роль: в тот период уже признана её «бесспорная экономическая целесообразность».
Случились и изменения в законе «О недрах» — по словам спикера, «очень вовремя»: в горной отрасли появились аукционы. В короткие сроки последовал и аукцион на Быстринскую площадь: он состоялся в 2005 году, сумма была на тот момент рекордной — 705 млн рублей.
Наше время
Следующий период спикер охарактеризовал как снежный ком — события развивались очень быстро. Получив лицензию, недропользователь начал ГРР на участке, за год отбурил 96 тыс. м и оформил ТЭО постоянных кондиций. Именно в этот период наконец удалось согласовать строительство железной дороги.
Потом проект пришлось снова затормозить из-за кризиса 2008 года, но на этот раз перерыв был недолгим. К активному возведению объектов на Быстринском месторождении компания приступила в 2014 году, и в забайкальской степи буквально на глазах появился новый ГОК — его действительно построили в очень сжатые сроки.
Этот процесс глава «Норникеля» Владимир Потанин очень метко описал фразой «In the middle of nowhere». ГОК нужно было строить в удалённом регионе в буквальном смысле с нуля. К концу 2015 года на условиях частно-государственного партнёрства удалось построить почти 250 км железной дороги от Борзи до Газимурского завода. Протянули и высоковольтные линии — целых 234 км. В конце октября 2017 года «Норникель» запустил Быстринский ГОК.
Интересно, как по ходу работ росли запасы. Если по протоколу ГКЗ 2006 года на баланс поставили 292 млн т руды, то в 2017 году по результатам дополнительной геологоразведки речь шла уже о 433 млн т руды. По всем параметрам произошло увеличение в 1,5-2 раза.
Идеальное время
Алексей Буше привёл в своём докладе данные аналитики, согласно которым срок реализации нового горного проекта растёт с каждым десятилетием: если в начале 2000-х требовалось в среднем 12,7 лет, то в наши дни — уже почти 18 лет. Это время от открытия до ввода объекта в эксплуатацию.
Почему процессы замедляются? Да потому, что новым проектам требуются более протяжённые сроки ГРР, согласования, определения источников финансирования. Время на саму стройку, правда, с каждым десятилетием сокращается. Спикер опирался на данные зарубежного исследования, и Россия там значится как лидер — страна с самыми длительными сроками реализации проектов.
Но вот что парадоксально. Проанализировав всю историю Быстры, Алексей Буше пришёл к выводу, что за 100 лет существовал только один период, когда инвестпроект мог быть реализован — с 2005 по 2020 год. И ГОК умудрился попасть в это «окно» — идеальный временной промежуток. Почему так? В этот век наша страна пережила две мировые войны, революцию и перестройку, а конкретно Быстру долгое время просто не воспринимали как комплексный полиметаллический объект.
Часто приходится слышать, что по сей день мы «доедаем» оставленное нашими предшественниками геологическое наследие: почти все крупные объекты были открыты в прошлом веке и раньше. Однако история Быстры показывает, что открытие — это только первый шаг. Г-н Буше считает, что для того, чтобы проект состоялся, нужно было, чтобы всё сошлось в одной точке: амбиции и финансовые возможности инвесторов, политика регуляторов.
А ещё спикер считает, что сдвиг на два-три года означал бы, что железную дорогу в рамках ГЧП построить уже не удалось бы. Так что не будем отрицать и роли наших современников. Кстати, при торжественном запуске ГОКа Владимир Потанин сказал, что этот проект сопоставим по своему масштабу со стройками периода индустриализации. Однако в то время комбинат в Забайкалье не появился — он заработал уже в наше.
Текст: Кира Истратова
Фото: ГРК «Быстринское»
Спасибо!
Теперь редакторы в курсе.