700 метров до урана: репортаж с рудника «ППГХО им. Е. П. Славского»

Говорят, было так. Забайкальская степь, пустая и необжитая. И приметный камень с необычными натёками — наверное, лимонитовыми. На закате камень становился красным. Геологи, первооткрыватели Стрельцовского рудного поля, придумали название — посёлок Краснокаменск. Теперь это город — второй по величине в Забайкалье, «урановая столица России».

Забайкальская степь никуда не делась, здесь всё ещё много пустых земель и огромное небо. Мы почти сутки добирались до Краснокаменска, так что степью налюбовались — и  дневной, и ночной. Город уранщиков появляется неожиданно из-за очередной сопки. Как-то сразу понятно, что город шахтёрский, разве что непривычно большой. Наша цель  — самое сердце урановой столицы: сегодня нам предстоит спуск в подземный рудник №8 ПАО «ППГХО им. Е. П. Славского».

Мирный уран: спуск в подземный рудник №8

Понятно, что урановое предприятие для Краснокаменска является градообразующим. Здесь работают семьями, поколениями, многие сотрудники всю жизнь посвятили урану. Так что на журналистов, которые с опаской относятся к этому элементу, тут смотрят с улыбкой. Согласитесь, живёт в  мире некоторая «уранофобия», спровоцированная во многом тем, что долгие годы эта отрасль являла собой прямо-таки таинственную тайну.

И в Краснокаменск просто так было не попасть  — только по спецпропуску. Сегодня в город ведут и железная, и автомобильная дороги, несколько лет назад «Росатом» возобновил и прерванное в 1990-х авиасообщение. Мы прибыли в Краснокаменск на автобусе, и  сам по себе визит журналистов в  город, а тем более спуск в шахту, красноречиво говорит о том, как сегодня позиционируют себя атомщики.

Директор подземного рудника №8 Сергей Гуров первым делом подчёркивает, что урана бояться не нужно — нет в руднике угрозы здоровью. Дело в первою очередь в том, что полезный компонент в руде — это необогащённый уран, то есть процентное содержание тут небольшое. Нет, и даже фотоаппаратуру, которую мы берём с  собой, потом не нужно сжигать — не светится она. И спецодежду, которую выдают шахтёрам, стирают раз в 10 дней, как и на других, не урановых, предприятиях.

Мы тоже облачаемся в ультрамариново-синюю униформу сотрудников ППГХО, получаем традиционные каски, перчатки и самоспасатели.

Из необычного нам выдают респираторы ШБ «Лепесток» — легендарное решение, созданное в Советском Союзе и пережившее его. С виду ничего особенного – марлевая маска, знаменитый фильтр Петрянова, ничем себя не выдаёт. А разработка между тем была секретной. Нам объясняют, что «Лепесток» производили и до Великой отечественной, а в 1950-х начался массовый выпуск.

Почему? Да потому, что начала развиваться ядерная промышленность страны. «Лепесток» с его простой и понятной конструкций, с его универсальностью (ведь он подходит под любой тип лица) даёт защиту органов дыхания от вредных аэрозолей, паров и газов, близкую к 100%. При ликвидации Чернобыльской аварии «Лепесток» спас не одну тысячу жизней. Мы получаем респираторы белого цвета — у них наивысшая степень защиты.

Руда сама по себе опасности не представляет, но в подземных выработках присутствуют продукты распада газа радона. В этом свете особое значение приобретают и  названные системы защиты органов дыхания, и система вентиляции. ГВУ, комментирую специалисты, подаёт в шахту 150 «кубов» воздуха в минуту — этого достаточно, чтобы омыть все горные выработки и от продуктов взрыва, и от радона.

Вместе с СИЗ мы получаем шахтные налобные фонарики, в которых традиционно установлена метка — элемент системы позиционирования. Благодаря этому решению, объясняет Сергей Георгиевич, можно в режиме реального времени установить, сколько человек находится в шахте и где именно работает каждый из  сотрудников. Конкретно сейчас, показывает на экран директор рудника, на службе 95 человек.

Нажимаем для примера на изображение борта №729, тут работают двое: подземный крепильщик и горнорабочий очистного забоя. Чуть позже, уже под землёй, Сергей Гуров покажет нам стационарные считыватели: проходя мимо них, каждый шахтёр отмечается в системе. Фиксирует она и нас.

Шахта не является опасной по газу и пыли, что и даёт нам возможность пронести под землю фототехнику. А вот опасность горного удара присутствует, поскольку глубина выработки превышает 500 м. Бороться с такими явлениями невозможно, а вот предсказать — вполне реально, система прогнозирования работает уже семь лет.

«Безусловно, шахта — это опасный производственный объект, соблюдение правил техники безопасности обязательно. Но мы делаем всё необходимое для того, чтобы риск стал контролируемым. В частности, каждые полгода, как того требуют федеральные нормы и правила, мы разрабатываем план ликвидации аварий.

Предусмотрены все возможные позиции, в том числе и те, которые нормативами не оговариваются. Мы, например, по собственной инициативе добавили такую позицию, как возгорание в стволе, разработали план ликвидации и такой аварийной ситуации. Так что бояться не нужно, надеваем респиратор и все за мной!», — призывает Сергей Гуров, и мы отправляемся к шахтной клети.

Прошлое и будущее

Спускаться нам предстоит по стволу 14В на глубину 700 м, путь наш лежит на горизонт №9. Предварительно Сергей Георгиевич демонстрирует нам аксонометрическую проекцию, где видно, что сейчас в работе находятся горизонты № 5,6,7 и 9, а вот №4 уже выведен из эксплуатации, находится на консервации и отсечён от подачи свежего воздуха.

На руднике, объясняют специалисты предприятия, применяют систему отработки рудного тела с твердеющей закладкой. Когда комбинат отмечал своё 45-летие, эксперты ради интереса подсчитали, сколько за прошедшие годы под землю ушло бетона. Оказалось, этого объёма с лихвой хватит на то, чтобы заново отстроить город Иркутск.

Вообще же в руднике два вертикальных ствола, по самому короткому пути расстояние между ними составляет 2800 м. Часть инфраструктуры — это ещё советские достижения (годом рождения Приаргунского уранодобывающего предприятия принято считать 1967-й), а часть — это уже современная история, которая, кстати, продолжается.

«Полагаясь на результаты доразведки, мы приняли решение опуститься ещё на 30 м — будем вести проходку уклонами. Кроме того, развиваем фланги, идём на доработку юга месторождения «Юбилейное». Не так давно мы приобрели новый станок глубокого бурения, будем бурить веерные скважины из подземных выработок», — поделился планами Сергей Гуров.

Новый горизонт

Горизонт №9, куда мы направляемся, — последний, который добытчик на сегодняшний день сдал в эксплуатацию, и работы здесь, как мы сами увидим, только начинаются. К месту действия нас переносит шахтная клеть, мы движемся вниз со скоростью 4 м/с, то есть в пути проводим минуты три. Что касается скорости, то об этих значениях мы узнаем чуть позже, когда поднимемся обратно и познакомимся с оператором машины.

Его, а точнее её (профессия оператора традиционно считается женской) рабочее место на поверхности, за пультом управления, и контролирует наша героиня не только работу шахтной клети, но и всех ключевых установок, в том числе и вентиляционной.

Физически, объясняет оператор, работа несложная: все органы управления выведены на пульт, так что рабочие инструменты — это кнопки и  рация. Но ответственность огромная, и обучение длится 4 месяца. Даже Сергей Гуров, который вроде бы и шахту знает, как свой карман, и работу всех механизмов объясняет «на пальцах», признаётся, что за пультом управления работать не сможет — не учился, не умеет.

Поднимая на поверхность горнорабочих, оператор обращает наше внимание на те самые 4 м/с — разрешённую скорость движение клети с людьми. На выдачу можно ехать и побыстрее — 8  м/с. Третий возможный режим включается реже других — это инспекторский подъём, 0,5 м/с: при такой скорости главный инженер или его заместитель могут оценить состояние ствола, ревизию проводят раз в месяц.

Оказавшись внизу, мы отправляемся на «экскурсию». Поскольку путь нам предстоит недальний, двигаемся на своих двоих. По рудничным законам пешком ходят на расстояние не более километра, для более длительных перемещений предусмотрен шахтный транспорт. В руднике №8 используют электровозную откатку: по  железной дороге перемещают и людей, и добытую руду.

«Работа в забое циклична. Сложно сказать, с чего начинается процесс: это как спор про курицу и яйцо. Ну давайте я скажу, что начинается цикл с  бурения. Далее заряжаем взрывчатку, взрываем. Полученную горную массу забираем с помощью ПДМ, сначала она попадает в рудоспуск, а оттуда — в вагоны. Далее устанавливаем анкерное крепление, если необходимо, добавляем вентиляционный рукав. И всё повторяем»,  — объясняет Сергей Гуров, подводя нас к месту, где работает очистная бригада.

Мы застаём процесс буровых работ: в данном случае отгружать будут не руду, а пустую породу, до жилы ещё предстоит добраться. Бурение идёт с  помощью пневматических перфораторов ПП-54. Работает в руднике и самоходная УБШ, на следующий год запланировано приобретение дополнительных единиц.
В целом урановая шахта выглядит примерно как железорудная, но бросается в глаза, что всё здесь имеет меньшие габариты: выработки меньшего сечения, техника более миниатюрная.

«Нет, вам не показалось, наша выработка действительно, так скажем, компактная. Дело в том, что мы работаем на узкожильном месторождении, и этот факт диктует свои особенности. Вот и ПДМ, которую вы сейчас видите,  — это Sandvik LH203 (TORO 151). Объём ковша у неё два «куба»: это даже по меркам подземных машин очень небольшой ковш, а  с карьерными и сравнивать нечего. Кстати, машина очень достойная, в работе прекрасно себя показывает. Хотя и  ARGO ПДМ производства «АРМЗ Горные машины» мы тоже очень довольны. Тем более что они свои, считай, родные», — рассказывает Сергей Гуров.

Наш провожатый также отмечает, что пока на горизонт зашла только одна бригада, на данном этапе идут проходческие работы, бурение вертикальных выработок. Темп взят хороший — порядка 6 метров проходки в день. По мере того, как верхние горизонты будут отрабатывать, горняков и технику будут переводить сюда, на новый девятый горизонт.

Уран — подземный житель

Уран — элемент безумно ценный, но и даётся его добыча нелегко. Судите сами: содержание полезного компонента в руде невелико, глубина рудника внушительная, работать необходимо по узкой жиле. Разве что водоприток небольшой — около 160 «кубов» в час. Но и тут всё не так просто: путь воды из уранового рудника может лежать только на гидрометаллургический завод, где её включают в технологический процесс, выделяя полезный компонент. Неужели более простой путь к урану невозможен?

Отработка карьерным способом возможна, и проекты такие были реализованы. Но, говорят специалисты «АРМЗ», тут нужно учитывать, что подземным способом обычно добывают более высокосортную руду. А  урановый карьер ещё несколько десятилетий назад работал здесь же, под Краснокаменском. Это Тулукуйский карьер, прославленный блогерами, — сегодня это довольно популярный фотообъект.

На обратном пути, по дороге с рудника №8, мы заезжаем и сюда, чтобы увидеть знаменитую открытую горную выработку, где глубина доходит до 400 м. Про глубину нам, кстати, рассказывают два интересных факта. Во-первых, человек без средств индивидуальной защиты не сможет там находиться — просто не сможет дышать. Впрочем, любопытные туристы, к счастью, не пытаются спуститься вниз. А во-вторых, здесь ещё есть запасы урана — их время, вероятно, придёт, когда появится рентабельная технология отработки.

На-гора

В шахте мы расстались с ураносодержащей рудой, когда та отправляется в рудоспуск. Встречаемся мы уже на поверхности: электровоз доставляет вагоны с рудой до ствола, после чего их поднимают на-гора.

«Вот смотрите: сейчас на перестановочной площадке происходит замещение гружёного вагона порожним. Далее наш вагон с рудой двигается к рудоконтролирующей станции, где идёт сортировка. Прямо сейчас перед нами руда перового сорта — лучшая, где содержание урана максимальное.

Вагон отправляется на опрокид и переворачивается. Теперь пустой вагон пошёл вниз, а там идёт такое же замещение: груженый вагон заезжает в клеть, выталкивая порожний, а тот двигается по объездной выработке и  присоединяется к составу. И  так круглосуточно», — комментирует процесс Сергей Гуров.

Со стороны кажется, работа действительно идёт автоматически: вагоны — порядка 800 в сутки — сами приезжают и уезжают. Но без оператора пока не обойтись, и все манипуляции он осуществляет со своего пульта. Важнейший этап сейчас — сортировка: помимо названной руды первого сорта, есть ещё продукция второго и третьего — последний это уже забалансовые отвалы, то есть пустая порода. Хотя, говорит Сергей Гуров, это как посмотреть. Недавно старые отвалы ещё раз прошли сортировку, после чего в переработку пустили дополнительный объём — технологии-то совершенствуются.

После сортировки руда отправляется в бункер, а оттуда грузится в автосамосвалы. Последние, кстати, на  предприятии совсем новенькие: четыре единицы Тонар-45251 сменили HOWO и 40-тонные БЕЛАЗы, которые тут эксплуатировали ранее. «Тонары» отличает большая грузоподъёмность: на наших глазах самосвал повёз на Гидрометаллургический завод порядка 38 тонн первосортной урановой руды. Следующий этап — это переработка и получение концентрата природного урана. Но это, как говорит Леонид Каневский, уже совсем другая история.

Текст: Анна Кучумова
Фото: Евгений Целуйко,
www.armz.ru