Добыча цветных металлов в России: какой поддержки ждёт отрасль?

В последние годы в нашей стране активно строятся предприятия по добыче и переработке цветных металлов, кроме того, несколько крупных проектов уже находятся в стадии реализации. Кажется, что индустрия переживает период расцвета: рыночные цены на медь и золото позволяют рентабельно отрабатывать даже месторождения с низкими содержаниями, тема добычи РМ и РЗМ сегодня буквально на острие, есть основания ожидать заметных результатов в ближайшем будущем.

Добыча и переработка цветных металлов всё прочнее ассоциируется с задачей обретения технологического суверенитета, которая стала стратегической. При этом представители отрасли отмечают ряд системных проблем, связанных с финансированием и активностью госучастия. Эти вопросы обсудили участники дискуссии, прошедшей в рамках форума «Цветные металлы России и СНГ 2023».

Привлечение банковских средств

В прошлые годы российские компании активно пользовались зарубежными инструментами финансирования и услугами иностранных банков. Условия были выгодными: ставка в долларах, кредит на весь портфель активов под небольшой процент. Сегодня же нашим предприятиям ничего не остаётся, как сотрудничать с отечественными банками и осваивать инструменты проектного финансирования. Модератор одного из круглых столов в рамках форума, директор группы управления строительными проектами Kept в России и СНГ Михаил Назимов попросил участников сессии поделиться опытом взаимодействия с банками.

Основной современной проблемой большинство спикеров назвали высокую процентную ставку — 15%. Генеральный директор «Аркминерал-Ресурс» Андрей Тренин напомнил, что к этим 15% банк непременно добавит свою премию — не менее 3-3,5 %.

«Далеко не все проекты смогут выдержать такие условия. Африканда, наверное, смогла бы», — сказал Андрей Тренин, добавив, что обращение к банкам от добывающих компаний могло бы звучать таким образом: «Дайте надолго много дешёвых денег, а мы всё вернём с процентами, но потом».

Проект отработки Африкандовского месторождения в Мурманской области специалисты отрасли называют фактически безрисковым. Тут сложились много факторов. Во-первых, запуск — это уже ближайшая перспектива, предварительно речь идёт о 2026 годе. Во-вторых, производить компания намерена востребованные продукты: ниобий и тантал, РЗМ-концентраты в виде карбонатов, а основным станет диоксид титана пигментного качества, на который придётся порядка 60% выручки. По всем этим металлам Россия является импортозависимой от 80 до 100%.

Ну а в-третьих, что, пожалуй, ещё важнее, Африканда обладает уникальной инфраструктурой, оставшейся с прошлых лет. Это дороги, посёлок, Кольская атомная станция в нескольких километрах от месторождения.

«Я бы назвал Африканду одним из самых перспективных проектов в России благодаря его местоположению. Кроме того, отработка предполагает открытую добычу, карьер у нас круглогодичный, а вскрыша отсутствует. Месторождение полностью расположено на поверхности, и руду можно насобирать буквально на поверхности, на обочине дороги», — рассказал Андрей Тренин.

В связи с этим заместитель генерального директора по развитию бизнеса компании «Русолово»
Магомед Гахаев заметил, что такой проект, как Африканда, действительно может получить финансирование под 18%.

«А другому проекту дадут только под 23%, да ещё попросят обеспечение. И получится, что нужно порядка 20-30 млрд рублей предоставить, да ещё банковскую гарантию купить. Невозможно так работать, это не выход для горнорудной отрасли», — считает г-н Гахаев.

А вот директор по перспективному развитию «Техноинвест Альянс» Алексей Селезнёв говорит, что на деле всё совсем не так страшно. Компания тоже работает с востребованными редкими металлами: ниобием и танталом — и намерена синхронно запустить два объекта: Зашихинский ГОК (Иркутская область) и химико-металлургический завод по переработке концентратов (Краснокаменск, Забайкальский край).

«Не так давно состоялся разговор представителей нашей компании с ВЭБ, мы как раз спросили про ставку в 15%. Нам объяснили, что существует возможность получить финансирование на более выгодных условиях. Есть две программы: Фабрика проектного финансирования и Кластерно-инвестиционная платформа. В первом случае ставка составляет десять с небольшим процентов, и к ней уже будет добавляться банковская премия.

Во втором — это 7-7,5%, но условия распространяются только на инвестиционную фазу плюс два года операционной деятельности. То есть существуют программы, рассчитанные, так сказать, на экономику в целом, где сумасшедшие проектные ставки, но при этом государство нацелено на развитие базы проектов, и есть возможность получить льготное финансирование», — рассказал Алексей Селезнёв.

А по мнению технического директора «Руститан» Сергея Мельникова, сегодня и банки развернулись в сторону добывающих проектов, «они активно смотрят на те, что находятся в стадии реализации, работа идёт».

Председатель Ассоциации производителей и потребителей редких и редкоземельных металлов, генеральный директор ОАО «Соликамский магниевый завод» Руслан Димухамедов полагает, что текущее положение вещей, том числе и высокие процентные ставки, — это временное явление.

«Нужно дождаться, когда ставка изменится, и вместе с банками формировать комплексные инвестиционные проекты, обсуждать, как обеспечить долгосрочное финансирование и приемлемые условия», — считает специалист.

Редкие металлы — «модная тема»

Кстати, участники дискуссии отметили, что проекты, связанные с добычей и переработкой редких и редкоземельных металлов, в нашей стране реализуются на общих условиях. Такой подход специалисты считают неправильным.

«РЗМ — тема модная, но не самая выгодная. Если бы она была выгодной, мы бы эти вопросы сейчас не поднимали», — отметил Руслан Димухамедов.

«Редкие земли — это долгий путь, и прибыльными эти проекты становятся только на самых поздних этапах развития, на этапе готовых изделий. Причём тут появляется перспектива работать не только на российском рынке, но и выходить на экспорт», — говорит Андрей Тренин.

Специалист уже не первый раз говорит о том, что РЗМ-направление должно быть выделено в отдельную отрасль со своей программой и стратегией развития, что некорректно «запихивать её в общую горнодобывающую промышленность».

«Нужна не поддержка конкретных, пусть даже очень перспективных проектов, нужна программа, которая увязывала бы налоговые меры, меры инфраструктурной поддержки и позволяла создать единые цепочки горизонтальной и вертикальной интеграции, чтобы связать потребителей и производителей.

Правильнее даже говорить не «меры поддержки», а «меры государственного развития РМ- и РЗМ-отраслей» с конкретными реальными замороженными ставками. Тогда мы сможем конкурировать не только между собой и думать, у кого из нас проект быстрее выстрелит и кто добежит до мер поддержки. Этого не надо. Надо, чтобы могли конкурировать с товарищами из Китая», — настаивает Андрей Тренин.

Кстати, Руслан Димухамедов, кивая в сторону заместителя генерального директора «Лунсин» Александра Русанова, отметил, что «китайское финансирование — это то, что помогло стране решить свои проблемы в момент развития промышленности», и что «мы тут можем только позавидовать».

Г-н Русанов, в свою очередь, подтвердил, что компания не имеет опыта работы с российскими банками, потому что целиком строит свою работу на взаимодействии с китайскими.

Господдержка

От вопросов финансирования спикеры закономерно перешли к вопросам господдержки и эффективности существующих мер.

Сергей Мельников вновь высказал позитивную точку зрения, отметив, что меры господдержки в отрасли есть, причём их много.

«Есть механизмы субсидирования на федеральном уровне. Не стоит забывать и об элементе региональной поддержки: надо работать с местными властями, чтобы регионы присутствия тоже понимали, как идёт реализация проектов», — подчёркивает специалист.

Позитивный опыт взаимодействия с местными властями есть, например, у ПАО «Высочайший», которое сегодня строит ГОК в Иркутской области. Скажем, когда на объект потребовалось завести габаритное оборудование — рудоразмольные мельницы, удалось привлечь представителей всех уровней власти, и региональной и федеральной, подключить соседние регионы, чтобы успеть на переправу на последних сроках и доставить груз весом более 4 тыс. тонн. Да и в целом руководство компании очень тепло отзывается о той работе, которую ведёт правительство области.

«Я бы хотел рассказать о поддержке китайских предприятий. В 2015 году мы вошли в программу, которая освобождает нас от уплаты НДПИ на 10 лет. За прошедшие годы мы сэкономили фактически 2 млрд рублей. А сейчас мы подписываем соглашение с правительством Республики Тыва, по которому строим школу и детский сад, участвуем в электрификации региона. На эти проекты мы планируем потратить 2,7 млрд рублей. По сути, это те деньги, которые вкладывались в наше развитие. А теперь мы вкладываемся в развитие республики», — рассказал Александр Русанов.

Отметим, что компания «Лунсин» является «дочкой» китайской Zijin Mining Group, которая развивает проекты в 15 странах мира, в том числе и в России. «Лунсин» с 2015 года работает на работающая на Кызыл-Таштыгском месторождении полиметаллов в Тыве: здесь добывают полиметаллическую руду и производят концентраты меди, свинца и цинка.

Госплан 2.0?

Однако чаще представители добывающих компаний всё-таки просят власти — региональные и федеральные — о помощи. И речь идёт даже не о деньгах, а о строительстве инфраструктуры.

Так, Магомед Гахаев рассказал об опыте работы компании «Русолово» на Дальнем Востоке. По его словам, в регионе полностью отсутствует развитие логистической и энергетической инфраструктуры.

«То есть ты, как владелец предприятия, должен сам построить дорогу, сам обеспечить себя энергией, а потом ещё сам себя окупать. Если бы государство шло навстречу и строило инфраструктуру, это был бы другой разговор», — считает г-н Гахаев.

Сегодня «Русолово» является единственным производителем рудного олова в стране, по объёмам запасов компания входит в пятёрку крупнейших в мире. С 2013 года она возрождает оловянную отрасль страны, по сути, с нуля. «Русолово» работает на территории ДФО, лицензирует здесь новые участки, постепенно вводит месторождения в отработку.

В планах компании — реализация амбициозного проекта: кластера, где будет осуществляться полный цикл производства металлического олова. В структуру кластера должны войти не только две обогатительные фабрики, но и оловянный металлургический комбинат — первое новое предприятие этого профиля в стране с 1947 года. Компания намерена полностью обеспечить потребность страны в этом металле.

«Я хочу обратить внимание, что все или почти все проекты, которые мы сегодня реализуем, — это наследие СССР. В тот период существовала практика опережающего развития: строили БАМ, появлялась логистика, опорные пункты, новые месторождения. Сейчас этого не хватает. Почему бы государству не заняться опережающим строительством инфраструктуры? Тогда появятся новые проекты, которые, возможно, сумеют сами себя обеспечить», — рассуждает Магомед Гараев.

В ответ на это Михаил Назимов с грустью добавил, что ТОР (территория опережающего развития), которых на том же Дальнем Востоке сегодня действует целых 18, «пока является скорее аббревиатурой»: именно опережающего развития инфраструктуры добывающей отрасли сегодня и не хватает.

Андрей Мельников уточняет: всё-таки не все современные проекты остаются наследием СССР. Начало развития Пижемского месторождения, оператором которого является «Руститан», относится уже ко времени существования современной России. То есть известно оно было достаточно давно, ещё в эпоху Советского Союза, однако практически все работы, в том числе геолого-разведочные, были проведены после 2009 года. Сейчас проект находится на стадии опытно-промышленных решений.

«Что касается развития инфраструктуры силами государства. Я считаю, что неадресное строительство в масштабах нашей страны невозможно. Нужны флагманские проекты, которые будут двигать нашу отрасль и послужат катализаторами развития новых проектов. Только такой подход сможет оправдать меры господдержки для добывающих компаний», — уверен Андрей Мельников.

Специалист соглашается с тем, что развитие инфраструктурных проектов — это одна из государственных задач, но отмечает, что движение в этом направлении есть и что связывать развитие коммерческого проекта и инфраструктуры за госсчёт всё-таки не стоит.

Участники дискуссии согласились с тем, что меры господдержки для добывающих проектов в России, безусловно, есть — тот же механизм СЗПК, который позволяет в числе прочего возместить расходы на строительство инфраструктуры, необходимой для реализации проекта. При этом Михаил Назимов, говоря о крупных добывающих предприятиях, которые запустились в последнее время, отметил, что пока они эти расходы ещё не возместили.

«Компании, которые реализуют проекты в добывающей отрасли, не могут прогнозировать, как сложится ситуация через несколько лет. А вот соглашение им нужно подписывать здесь и сейчас. Поэтому я соглашусь с г-ном Гахаевым: нужно строить опережающую инфраструктуру, а не обещать компенсировать затраты потом. Компаниям ведь ещё нужно пройти множество аудитов, чтобы доказать, что миллионы рублей они потратили на строительство инфраструктуры», — отмечает Михаил Назимов.

«Конечно же, было бы лучше, если бы меры господдержки были. Сейчас очевидно: те, что есть, для нашей (редкоземельной, — прим. ред.) отрасли не подходят. По нашему опыту могу сказать: для нас СЗПК не работает: действительно, соглашение-то мы подписываем сейчас, а возмещение получаем через 10 лет. Да, есть ФРП, но он тоже не резиновый, это опять же точечные решения», — считает Андрей Тренин.

Магомед Гахаев, в свою очередь, предложил «внести ясность». Он напомнил, что проекты в добывающей промышленности есть разные. Есть те, которые находятся на ранней стадии развития, есть и действующие. Есть проекты, для которых инструктора готова, но есть и такие, где работать нужно в «чистом поле». Уровень геологической изученности объектов опять же может отличаться.

«Так вот, для проектов с инфраструктурой, с утверждёнными запасами механизмы поддержки действительно есть. Например, для резидентов АЗРФ (Арктической зоны Российской Федерации, — прим. ред.) предусмотрены специальные режимы налогового и административного регулирования. Но на Дальнем Востоке таких возможностей нет. И мы пытаемся доработать, доделать то, что осталось в наследство от СССР. Там, кстати, было такое понятие, как госплан. Может быть, нам нужен госплан 2.0?

Я считаю, что, во-первых, нужны отраслевые меры поддержки. Во-вторых, нужно разделить эти меры и создать условия для развития проектов, которые находятся на разных стадиях реализации. Нельзя ставить рядом проект, который запустится через два года, и проект, который запустится через 10 лет. Нужно разделение, нужна стратегия. И здесь роль государства ключевая — таково моё мнение», — настаивает Магомед Гахаев.

Текст: Кира Истратова