Российская добывающая отрасль переживает сложные, но при этом интересные времена. Если попытаться свести все тенденции к общему знаменателю, то получится, что индустрия сегодня встаёт на новый путь: не потребителя восточной продукции и не западного «сырьевого придатка», а свой собственный.
И речь идёт не только об импортозамещении оборудования, но и об изменении подхода к геологическому изучению недр, разработке российских нормативов и регламентов, запуске новых смелых проектов. Встать «над схваткой» и рассказать о значимых процессах в индустрии мы попросили исполнительного директора НП «Горнопромышленники России» Анатолия Никитина.
— Анатолий Юрьевич, давайте начнём с одной из самых обсуждаемых сегодня отраслевых тем — движения юниоров в России. Как оно развивается? На ваш взгляд, нужны ли они в нашей стране?
— Обсуждать этот вопрос мы начали порядка десяти лет назад. Тогда отношение к юниорному бизнесу было неоднозначным, и в тот период я больше склонялся к тому, что нет, в России юниоры не нужны. В первую очередь потому, что не было законодательной основы. За дело активно взялась Московская биржа, тема юниоров тогда была на гребне волны, о ней так же много говорили, как сегодня. Но тогда проект «не полетел»: в стране появились юниорные компании, но массовым движение не стало.
Планировалось привлечь в эти проекты инвестиции, увеличить объёмы геологоразведочных работ: развить проекты, начатые советскими геологами, найти таким образом новые месторождения. Опирались мы, конечно, на зарубежный опыт, в первую очередь Канады и Австралии: Россия встраивалась в мировую экономику, а в названных странах юниорное движение очень развито, акции таких компаний как стартапов геологоразведки там хорошо торгуются. Но в России мы в тот период аналогичную систему не запустили — во всяком случае так, как планировали.
Сейчас новый глава «Росгеологии» Сергей Горьков вновь продвигает идею юниорного движения. Он собрал хорошую экспертную команду, мы вновь проанализировали все плюсы и минусы. К таким проектам нужно подходить вдумчиво, важно не торопиться, чтобы не получить обратный эффект и не спровоцировать появления компаний — «мыльных пузырей».
К делу опять же активно подключились биржи — оно и понятно, ведь там сейчас торгуется не так много ценных бумаг. Сейчас определённый лоббизм в этой сфере есть, и я думаю, что юниорному движению в России быть. Но повторяю: нужно подходить к этому вопросу очень аккуратно.
До сих пор слышатся полярные мнения о том, нужны ли юниоры в России. Ещё пять-семь лет назад я и сам был в числе скептиков, но сейчас настроен более оптимистично. Полагаю, нам нужно попробовать: компании, инвесторы, биржа — все готовы работать, все созрели.
— Что вы имеете в виду, говоря о «мыльных пузырях»?
— Я говорю о непорядочных инвесторах и стартапах — они нашей экономике сейчас точно не нужны. Если мы обезопасим себя от них, я думаю, всё у нас будет хорошо. Важно работать не спеша, а не бежать бегом, ломая копья.
— Как обстоят дела с юниорными компаниями сегодня? Есть ли они в России уже сейчас?
— Да, такие проекты есть, они работают благодаря инвестициям крупных компаний. Впереди планеты всей, конечно, «Полиметалл», который реализует несколько совместных предприятий с юниорными компаниями в разных регионах страны. Речь идёт о небольших для предприятия такого уровня деньгах, а возврат инвестиций при этом неплохой. Если один из десяти или даже двадцати проектов «выстреливает», «Полиметалл» получает хороший экономический эффект за счёт выполненной под ключ геологоразведки.
— А целом какой эффект могут принести юниорные компании? Как они могут повлиять на восполнение минерально-сырьевой базы, развитие добывающей отрасли?
— Во-первых, юниоры могут выполнять задачу изучения недр, причём не в рамках тех средств, которые выделяет государство (это 20-30 млрд), а работать на условиях рынка. Если в отрасли появятся инвестиции, хотя бы соразмерные государственным, это даст заметный эффект, потому как госвложений очевидно недостаточно.
К тому же одно дело — госкорпорация со своей большой надстройкой, и совсем другое — частная мобильная структура, где работают 20-30 человек, у которых горят глаза и которые заинтересованы в быстром результате. Присутствие небольших геологоразведочных компаний на рынке позволит вести работы быстрее, к тому же обеспечит оборачиваемость средств.
Во-вторых, экономический эффект принесёт сам по себе рост компаний и появление новых предприятий с дополнительными рабочими местами.
В-третьих, мы ставим на баланс новые месторождений. И дальше смотрим, какие металлы и минералы нужны именно сейчас для обеспечения технологического суверенитета, и торгуем, продвигаем конкретные объекты. Я думаю, возможны субсидии на приобретение месторождений тех же редкоземельных или стратегических металлов, а также их геологоразведку. Они ведь есть в наших недрах, только до недавнего времени добыча была нерентабельной, проще было приобрести необходимое сырьё или готовое изделие.
— Как юниорные компании работают в России сегодня и как, на ваш взгляд, они должны работать?
— Думаю, что работают именно так, как должны. Есть компании, которые сумели пробиться, но сумели немногие. Чтобы получить существенный экономический эффект от этого сектора, юниоров должно быть в десятки раз больше. Потому-то и важно заниматься регулированием на уровне законодательства, создавать меры поддержки, стимулы, может быть, льготные кредиты, временное освобождение от налогов.
Ведь кто может составить коллектив юниорной компании? Это специалисты отрасли, которые накопили опыт в профессии и хотят попробовать себя в бизнесе. А бизнесом в силу различных причин могут заниматься далеко не все, по статистике, это всего 2-3% людей в мире. И, чтобы этот сектор развивался, нужно создать условия, чтобы привлечь тех людей, которые имеют желание и знания, но колеблются.
Я бы сказал, что основной барьер — финансовый. Чтобы войти в геологоразведочный бизнес, нужны инвестиции. Нужны немалые для начинающего предприятия средства, чтобы просто добраться до условного Таймыра, поставить там палатки, обеспечить быт и возможность работы десятка специалистов.
Для того чтобы заинтересовать инвесторов, юниорам нужно заявить о себе. Да, есть возможность выйти на биржу, но маленькие компании не попадают в исходные правила биржи, так как у них маленькие обороты. Чтобы юниорным компаниям сделать этот шаг и, соответственно, получить какие-то инвестиции под свои акции, им нужно взаимодействовать друг с другом и объединяться.
Поэтому ситуацию я бы охарактеризовал так: в России юниоры работают и задачи свои выполняют, но у нас есть, наверное, 1% от того количества компаний, которые необходимы для того, чтобы система стала эффективной.
— Вы говорили о возможности привлечения юниоров к ГРР на высокотехнологичные, стратегические металлы. Но сегодня имеющиеся компании чаще работают с золотом, причём россыпным…
— Это закономерно, ведь золото — это то полезное ископаемое, которое позволяет быстро вернуть инвестиции: если геологи находят месторождение, оно стазу становится востребованным. Я напомню, что в прошлом году в мире было закуплено рекордное количество золота. Связано это с растущей неуверенностью в долларе и другой валюте, а золото — это актив на столетия, ничего надёжнее пока не придумали. Поэтому интерес юниоров к этому металлу понятен.
Чтобы изменить ситуацию, и нужно государственное регулирование: мы знаем, какие металлы нужны для нашей экономики, все они перечислены в июльском послании президента. Это реально: есть ведь ОКВЭД, и те производства, которые попадают под сформированные критерии, можно сегодня запускать на очень хороших условиях. Со стратегическими металлами можно реализовать ту же схему.
— Как Вы считаете, действительно ли так важно наладить добычу стратегических, в том числе и редкоземельных металлов внутри страны? Ведь много лет Россия приобретала эти продукты у зарубежных партнёров.
— Почему Россия приобретала и до сих пор приобретает те же редкоземельные металлы? Да потому, что многие из них мы не можем перерабатывать внутри страны, и даже если и добудем их из недр, то всё равно вынуждены будем везти в тот же Китай в виде полупродукта, а потом всё равно приобретать готовые решения. И необходимость развития этой отрасли внутри страны во многом определяется экономической эффективностью. В России важно не просто добывать редкоземельные металлы, но и строить вертикально интегрированную систему их переработки.
Приведу известный пример. Германия приобретала в России некое минеральное сырьё на 2 млрд евро. На немецких мощностях это сырьё проходило порядка 10 этапов переработки с минимальной добавленной стоимостью 5-10%. И в финале Германия продавала продукт уже за 200 млрд евро, хотя предприятия на каждом переделе заплатили налоги, зарплату своим сотрудникам и так далее.
Вот и в России мы можем не запускать производство и считать прибыль от экспорта в одних деньгах, а можем построить хотя бы половину необходимой цепочки и существенно увеличить объём выручки.
— Давайте поговорим также о другом процессе — разработке техрегламента для продукции добывающей отрасли. Как вы считаете, нормативы больше способствуют внедрению новых решений или же тормозят их?
— Без стандартов обойтись невозможно хотя бы потому, что предприятия отрасли — это опасные производственные объекты. Аварии, которые, к сожалению, происходят, уносят человеческие жизни (вспомним хотя бы «Листвяжную» шахту). Поэтому работа, которая ведется сегодня, — это благо для промышленности: создаётся нормативно-техническая база, она является основой для трансформации горнодобывающей отрасли в текущих условиях. Назрели и законодательные изменения по регуляции использования оборудования и деятельности компаний.
Следует понимать, что с точки зрения закона и нормативной базы мы никуда не ушли от ГОСТов, и для целей технического регулирования они носят обязательный характер. Проблема заключается не в стандартах отечественного образца, а в том, что за многие годы работы с различным зарубежным оборудованием на предприятиях мы позволили довести ситуацию до предела. При этом по законодательству иностранные стандарты для техрегулирования не применяются и могут использоваться только по желанию.
Сейчас на Западе запрещены инвестиции в российскую горную промышленность. И что вы будете делать с так называемым иностранным стандартом? Но мы понимаем, что в наше время появились новые технологии, новое оборудование, изменились сами подходы. Отечественные стандарты должны отвечать за качество, и здесь мы уже касаемся таких определений, как сертификация, оценка соответствия, испытания и безопасность. Всё это в работе, в том числе у Технического комитета 269.
— Расскажите подробнее о Техническом комитете 269.
— Технический комитет по стандартизации, ТК 269 «Горное дело» — это объединение предприятий и организаций, которое было создано для организации работ по стандартизации в области разработки, производства, испытаний и эксплуатации горно-шахтного оборудования, проведения экспертной оценки вводимых нормативных документов.
ТК 269 «Горное дело» является системообразующим комитетом по стандартизации для горнодобывающей промышленности, эффективность его деятельности обеспечивает результативность работы в таких отраслях экономики, как угольная, горнорудная, машиностроительная отрасль.
Членами Технического комитета являются государственные учреждения, научные и экспертные организации, изготовители и потребители горнодобывающего оборудования и продукции горного машиностроения.
— Как НП «Горнопромышленники России» взаимодействует с Комитетом?
— ТК 269 «Горное дело» взаимодействует с федеральными органами власти и широко представлен на всероссийском уровне. Председателем комитета является представитель НП «Горнопромышленники России» в СФО Юрий Валентинович Малахов.
Технический комитет разработал уже порядка 300 разных стандартов для горняков, проделана большая работа. Мы поддерживаем это направление: я уверен, что нам нужно разработать собственную нормативную базу как можно быстрее. Это просто необходимо, чтобы вступить в новую реальность: у нас не западный и не восточный, а самостоятельный путь развития. Думаю, что всем участникам отрасли нужно активно подключаться к этой работе, предлагать свои инициативы.
— Ещё одна «горячая» тема — освоение Арктики, добыча арктических полезных ископаемых. Какую роль в экономике ближайших лет стоит отвести этому региону?
— Едва ли тут можно говорить о «ближайших» годах. Мы работаем на рынке, где играют вдолгую, а инвестпроекты рассчитаны на десятилетия. И от геологоразведочных работ до строительства ГОКа может пройти 10, 20 и даже больше лет. Есть прецеденты, когда уже разведанные месторождения, на которых даже начались работы, замораживают или закрывают, потому что меняются цены на полезное ископаемое. И по той же причине освоение может быть возобновлено. И это характерно не только для российской промышленности, так работают во всём мире.
Да, сегодня освоение Арктики уже не кажется каким-то далёким будущим, это скорее среднесрочная перспектива. Краткосрочная — это освоение известных более доступных месторождений, это работа на 20-50 лет.
Что касается Арктики, то это наш Клондайк. Есть такая статистика: всего за всю историю человечества в мире было 90 триллионов долларов. Так вот, а Арктике есть 30 триллионов — такими богатствами обладает этот регион. И это некое поле битвы: и экономической, и политической, и, так скажем, силовой. Запасы Арктики огромны, при этом доказанные ресурсы составляют не более 5% от прогнозных. Необходимо исследовать новые территории и подтверждать разведанные запасы.
Освоение этого региона значимо для нашей экономики, однако эти процессы требуют огромных инвестиций: нам нужно вложить туда примерно годовой бюджет РФ. При этом, для того чтобы Арктика стала эффективной, нужно построить полноценные производственные цепочки. Сколько времени на это уйдёт? Есть мнение, что хватит 3-5 лет. Я думаю, что нужно не меньше 7-10. Через столько времени арктические проекты будут актуальны. Но геологоразведкой в этом регионе нужно заниматься уже сегодня.
Принципиально «застолбить» Арктику за собой: если это не сделает Россия, то сделают другие страны. Правительство РФ принимает программы, стимулирующие развитие арктических территорий. И в последующие годы они будут развиваться ещё более активно. Идут внушительные инвестиции в Арктику и в целом в восточный вектор.
— Ещё недавно об Арктике говорили преимущественно в связи с нефтегазовыми проектами, сегодня на повестке — работа с ТПИ, в частности добыча высокотехнологичных металлов. Какие полезные ископаемые Арктики сейчас в приоритете?
— В недрах Арктики располагаются следующие запасы полезных ископаемых: приблизительно 83 млрд барр нефти; приблизительно 1 550 трлн м3 природного газа; 780 млрд тонн угля, включая 599 млрд тонн энергетических и более 81 млрд тонн коксующихся углей.
Минеральное сырьё включает платиновые металлы, медно-никелевые руды, железо, фосфор, полиметаллы, золото, алмазы, титан, тантал, ниобий, флюорит, хром, марганец, слюду, молибден, вольфрам, ванадий. Общая стоимость этого минерального сырья и составляет названные 30 триллионов долларов.
— Вы упомянули, что геологическое изучение Арктики сегодня только начато. Как идёт этот процесс?
— Основными инвесторами геологоразведочных работ являются компании-недропользователи, ночастного финансирования недостаточно, и это отрицательно влияет на геологоразведку в целом. Частные компании не хотят вкладываться в разведку полезных ископаемых, особенно на начальной стадии. Это приводит к тому, что идёт доразведка запасов на действующих рудниках, а новые территории не исследуются, и запасы истощаются.
В 2021 году принята программа, согласно которой доля частных инвестиций в геологоразведочные работы уменьшится к 2035 году: 50% на углеводородное сырьё, 15% на ТПИ.
Программа геологического изучения участков недр на территории Арктической зоны РФ в целях формирования перспективной грузовой базы Северного морского пути (СМП) на период до 2035 года» предусматривает 100% покрытие мелкомасштабными геолого-съёмочными работами Арктической зоны РФЭ, и эту работу необходимо ускорить.
Отрадно, что на Новой Земле уже не только проведены геогоразведочные работы, но даже есть планы по запуску добывающего производства.
— Как идёт освоение Арктики с точки зрения логистики?
Ключевым фактором освоения Арктики является развитие логистической и транспортной инфраструктуры в данном регионе, в первую очередь Северного морского пути.
Особое внимание — развитию транспорта и другой опорной инфраструктуры. Это основа, необходимая база для будущих инвестиций и бизнес-инициатив.
Среди ключевых инфраструктурных проектов — строительство Северного широтного хода. Это железнодорожная магистраль, которая позволит приступить к эффективному освоению природных богатств Полярного Урала и Ямала, а в перспективе — и севера Красноярского края Российской Федерации. И развитие глобального транспортного коридора, включающего Северный морской путь, который будет действовать бесперебойно и круглогодично.
Редакция благодарит за помощь в подготовке материала PR службу Ассоциации горнопромышленников и геофизика-консультанта Марию Костину
Текст: Анна Кучумова
Спасибо!
Теперь редакторы в курсе.