Компания «Специальные решения» — производственно-инжиниринговая компания, которая зарекомендовала себя как надежный партнер в области проектирования, изготовления и поставки технологического оборудования для горнодобывающих и металлургических предприятий.
Реклама. ООО "Специальные решения", ИНН 2465322195
Erid: F7NfYUJCUneP4WLkpcRs
Сообщение директора по развитию «Института геотехнологий» Михаила Лескова о том, что к 2030 году Россия вплотную приблизится к отметке 600 тонн добытого золота в год, стало прямо-таки темой дня. Конференцию «Золото и технологии» продолжила дискуссия руководителей золотодобывающих компаний, которая совершенно естественным образом началась с обсуждения: а реален ли представленный прогноз?
Дискуссия обещала быть интересной, поскольку за импровизированным круглым столом собрались «делегаты» ото всех трёх эшелонов российской золотодобычи. Сергей Рыжов, председатель Совета директоров ПАО «Селигдар», представлял компанию, замыкающую десятку крупнейших по объёму добытого золота. Михаил Гусев, генеральный директор ООО «Мангазея Золото», отвечал за компании из второй десятки. А Борис Юсимов, главный инженер, SN Gold Mining, рассказал о буднях молодой компании, которая стремится в двадцатку, а может быть, и в десятку.
Начнём с интригующего сообщения о грядущем величии российской золотодобычи. Михаил Лесков отметил, что специалисты «Института геотехнологий» сами удивились таким результатам, несколько раз перепроверили данные, но цифры — вещь упрямая.
«Возвращаясь к докладу Михаила Ивановича и представленному прогнозу. Может быть, кто-то назовёт его агрессивным, но я уверен, что цифры вполне реальные. Темпы роста «Силигдар», заложенные в стратегии, которую мы недавно приняли, примерно соответствуют обозначенной тенденции. В целом на ближайшие годы мы ставим для себя цели устойчивого развития — в очень широком смысле. Тут и повышение эффективности, и рост ресурсной базы — подготовка её как на ближайшие годы, так и на следующие 10-15 лет, и решение социальных, экологических задач. Так что к 2030 году мы планируем заметный рост», — обозначил Сергей Рыжов.
Росту объёмов добычи, говорит Сергей Владимирович, не помешает и тот факт, что содержание полезного компонента в руде планомерно снижается. Эту тенденцию отмечают все специалисты, а научный руководитель ФГБУ «ЦНИГРИ», доктор геолого-минералогических наук Анатолий Иванов привёл и конкретные цифры, основываясь на тех объектах, с которыми работает институт. Если 15 лет назад, говорит Анатолий Иннокентиевич, среднее содержание металла было около 3,5 г/т, то сегодня это только два с небольшим грамма. Совсем недавно отработка таких объектов вообще считалась нерентабельной, а сегодня добытчики работают — и успешно — с содержанием меньше 1 г на тонну.
«Наша компания сейчас готовится к отработке месторождения «Ясная поляна» со средним содержанием 0,6 г/т. Я замечу, что это не бедная часть какого-то большого месторождения, это новый объект. Но он находится в освоенном районе, вблизи наших же месторождений, там есть необходимая инфраструктура, поэтому капитальные затраты небольшие», — отметил Сергей Рыжов, объяснив, как такие объекты могут быть рентабельными. Плюс, отметил он, просто меняются технологии, появляется возможность работать с более «бедными» рудами.
Михаил Гусев также считает, что прогноз вполне реалистичен. Он подчеркнул, что сегодня активное развитие отрасли обусловлено не только высокими ценами на золото, но и той нормативно-правовой базой, которая была сформирована в последние пять лет. Добытчики, считает специалист, сегодня оказались в довольно комфортных условиях.
«Какие механизмы со стороны госрегулирования заработали в последнее время? Первое: недропользователи получили понятные и доступные правила лицензирования по заявительному принципу. Посмотрите, насколько в последние годы вырос объём поисковых и разведочных работ — в несколько раз.
Второе: ТОРы и РИПы, пожалуй, даже больше ТОРы. Возможность корректировать налоговые ставки, страховые взносы и так далее существенно влияет на экономику проектов, особенно расположенных в труднодоступных регионах.Третье: постановление Правительства, открывающее возможность возвращать расходы на построенную инфраструктуру, — очень важное нововведение.
И четвёртое: субсидирование тарифов на электроэнергию. Это очень существенный момент для предприятий, которые сидят на дизельных электростанциях и имеют электричество по 25 руб./кВт. Я полагаю, без этого нововведения некоторые предприятия, скажем, на Камчатке, просто не существовали бы.
Вот, как мне кажется, ключевые решения последних пяти лет, и важно, что это не проекты — всё реально начало работать», — высказался Михаил Михайлович.
Примерно об этих же нововведениях как о мерах поддержки отрасли говорят и представители органов власти, и радостно слышать от руководителя добывающего предприятия, что мы имеем дело не с постановлениями «для галочки», а с реально работающими механизмами. О том, как на отрасль повлияло внедрение заявительного принципа, все причастные говорят в один голос. Выступая на конференции «Недра-2021», глава «Роснедр» Евгений Киселёв отметил, как оживило рынок постановление 583, как увеличилось количество объектов и игроков.
«Изменение в региональной политике государства, то есть более интенсивное освоение Сибири и Дальнего Востока, привело к активной поддержке государством горнодобывающей промышленности. По постановлению Правительства созданы ТОРы, на которых установлен особый правовой режим осуществления предпринимательской деятельности.
Резидентам ТОРов предоставляется ряд значимых для реализации проектов льгот и преференций, что делает более привлекательными инвестиции в недропользование», — говорил заместитель руководителя Федерального агентства по недропользованию Сергей Аксёнов на международной научно-практической конференции «Научно-методические основы прогноза, поисков, оценки месторождений алмазов, благородных и цветных металлов».
Он также отметил, что на Дальнем Востоке во многих ТОР якорными проектами являются именно горно-добывающие, а недропользователи присоединяются к ТОР — причём и российские, и зарубежные.
Итак, всё возможно. Однако сам Михаил Лесков, комментируя данный прогноз, отмечал, что есть в этой истории не только драйверы, но и барьеры, и в этом смысле с перспективными цифрами нужно обращаться осторожно: есть факторы, предсказать которые сложно.
Михаил Гусев соглашается: действительно, объёмы могут как взлететь, так и упасть. Да, есть проекты, которые уже поставлены на рельсы, уже обложены механизмами, и они будут запущены — тот же Сухой Лог, например. Но вот вопрос: будут ли развиваться новые проекты, особенно расположенные в регионах сложных, где нет дорог, где нет инфраструктуры? Генеральный директор «Мангазея Золото» видит проблему в том, что обозначенные меры поддержки могут исчезнуть так же быстро, как появились.
«Например, идут разговоры о смене механизма возврата инвестиций: что процесс будет растянут на 20-30 лет. Но ведь это уже совсем другой разговор! Ты потратил условный миллиард сегодня, а возвращать его будешь 20 лет — не всем это поможет.
А если отменят субсидированные тарифа на электроэнергию? Сейчас чукотские или камчатские недропользователи имеют тариф 5,5 рублей за кВт, а придут к тарифу 22-25 рублей. Будут они работать в таких условиях? Я не уверен.
Важно, чтобы те инструменты, которыми обеспечены сегодня компании, занимающиеся развитием золотодобывающих (и не только) проектов, были обеспечены ими и дальше», — подчеркнул Михаил Михайлович.
Борис Юсимов, в свою очередь, рассказал о проблемах не гипотетических, а вполне реальных. Проблемах, с которыми сталкиваются сегодня небольшие компании. А тот же Михаил Лесков в своём выступлении отмечал, что роль этих предприятий на рынке растёт — тем более, что большинство крупных объектов-то как раз уже разобраны.
«Разработка небольших, 10-15-тонных, объектов может быть вполне эффективной и рентабельной. Но когда мы изучаем модели таких предприятий, то видим, что отработка таких месторождений приносит максимальную эффективность, если срок этой самой отработки составляет от 7 до 12 лет. Но вот здесь возникает проблема — согласование проектной документации.
Может быть, для мейджеров такой сложности нет: они работают на больших объектах, могут позволить себе растянуть строительство инфраструктуры на какое-то время. А вот для предприятий небольших это очень даже актуально», — обозначил г-н Юсимов.
Итак, в чём загвоздка? Начинает такая небольшая компания работу: изыскания, проектирование, согласования, общественные слушания, экологическая экспертиза, главгосэкпертиза — всё это растягивается на 6-9 месяцев. И это в лучшем случае.
«Что бы мы ни делали с проектировщиками, но, если мы хотим получить нормальное предприятие с хорошей документацией, понадобится 9 месяцев. Добавляем к ним время на согласования — и вот вам полтора года.
Я не открою секрета, если скажу, что многие предприятия стараются найти варианты. И вот начинается строительство под видом не поймёшь чего, а к моменту получения разрешения пол-объекта уже построено. И руководитель ходит под тюрьмой. А если делать всё, как положено, то полтора года — минимум! — мы теряем. И это из 12 лет, которые у нас были на старте. Я уже не знаю, куда стучаться, чтобы этот вопрос сдвинуть с мёртвой точки.
Я всё понимаю: мы эксплуатируем опасный производственный объект, вопросы безопасности очень важны. Даже больше скажу: руководитель — первый, кто заинтересован в том, чтобы вся документация у него была согласована. Но вместе с тем нужно искать золотую середину, может быть, где-то совмещать согласования», — высказался Борис Юсимов о наболевшем.
Все участники дискуссии Бориса Владимировича поддержали. Михаил Гусев также отметил, что у них за полтора года пройти все согласование ещё не получалось — реально требовалось три.
«Потому что компания начинает строить, и обязательно оказывается, что в проектную документацию нужно вносить изменения. Вроде бы мелочь — скажем, здание фабрики стало на метр выше. И нам опять нужно проходить все экспертизы, это прямо катастрофа. Я думаю, нужны какие-то механизмы, чтобы этот процесс ускорить. Потому что это действительно тот момент, который сдерживает развитие отрасли», — рассуждает Михаил Михайлович.
Кадры — ещё одна болевая точка отрасли и ещё один возможный барьер её развития. Об этом говорил в своём выступлении и Михаил Лесков, отмечая, что проектно-консультационные и исследовательские компании не успевают за темпами, которые взяли золотодобытчики. О проблеме недостаточно высоких темпов смежных направлений упоминал и Михаил Гусев, отмечая, что «уже непонятно, кто за кем бегает: подрядчик за недропользавателем или наоборот». Борис Юсимов также отнёс этот момент к факторам, которые «могут охладить отрасль».
«А кто работать-то будет? Это одна из важнейших проблем, с которыми наша отрасль столкнулась. Аналитики часто говорят, что мы «доедаем» старые запасы, советский поисковый задел. И ведь это не только в золотодобыче такая ситуация. Последние разработки самолётов — 1960-70 годов, с ракетами та же история.
А в чём проблема? Проблема в кадрах.Вот Михаил Иванович говорил о проектах предприятий на 60 тыс. тонн. А ведь чтобы таковые работали, нужны высокобразованные мастера-геологи, геологи «в поле», горные мастера. Нужен молодой контингент с высоким уровнем мотивации и образования, а его нет. И то же самое в экспертном сообществе. Вот мы уйдём, а подпереть-то некем», — говорит Борис Владимирович.
И в этом специалисты коллегу поддержали, правда, два других представителя добывающих предприятий, как оказалось, настроены более оптимистично, отмечая, что критическая точка уже пройдена и сейчас ситуация начинает выравниваться.
«Кадры остаются очень острой проблемой, и, видимо, это надолго. Потому что отрасль развивается, и этот факт будет проблему обострять. Но в определённом смысле она нивелируется тем, что компаний стало больше, то есть технически больше и ресурсов. Да, с одной стороны, больше места оттока кадров, но и больше точек их притока.
Второй момент. Ещё совсем недавно у нас предприятия организовывались по принципу условного «натурального хозяйства», то есть компания от начала до конца абсолютно всё делала сама. Сейчас всё-таки развивается рынок контрактинга. И капитальное строительство даже крупных проектов редко идёт больше трёх лет. Правда, перед этим действительно нужно пройти весь описанный Борисом Владимировичем круг согласований.
Но всё-таки: у нас уже появились контракторы — как иностранные, так и наши, отечественные. И не только строители, но и компании, которые специализируются на экскавации и транспортировке. То есть добытчики передают какие-то задачи аутсорсерам, и это всё-таки снижает потребность в кадрах. То есть тут рынок тоже не статичен», — комментирует Михаил Лесков.
Говоря о строительстве объектов инфраструктуры, Михаил Лесков упомянул и объекты особые — автоклавы. Пока работа с упорными рудами у нас идёт некими очагами: «Полюс» построил для себя, «Петропавловск», «Полиметалл» — для себя. А что дальше? Каково будущее переработки упорных руд в России? «У нас ведь тоже есть небольшой объект — Самолазовское месторождение, где руды упорные. Мы пошли окольными путями, но нашли решение — будем их перерабатывать по собственной технологии, сейчас проект на стадии ОПИ.
Вообще, я думаю, что тут нужно говорить о глобальном рынке переработке упорных руд. Я, скажем, был свидетелем, как на предприятии в Неваде перерабатывали турецкие концентраты. Поэтому тут вообще не нужно замыкаться на России, стоит рассматривать этот рынок как более широкий», — считает Сергей Рыжов.
«Мы работаем в регионе [в Забайкальском крае, — прим. ред.], где из 1000 тонн запасов рудного золота порядка 500 тонн приходится на упорные руды. Ну как мы в этой ситуации можем оценивать перспективность автоклавов? Конечно, мы смотрим в эту сторону, следим за работой «Петропавловска», «Полиметалла», анализируем варианты работы с зарубежными компаниями.
Но вот тут всё зависит от того, какой у вас концентрат. Позволит содержание золота в нём понести расходы на логистику и отвезти продукт на Дальний Восток за 120-130 долларов за тонну или нет? Тут много аспектов. Но, если интересно моё мнение, то в нашем регионе без автоклавов не обойтись», — считает Михаил Гусев.
Борис Юсимов высказался проще: никуда мы от упорного золота не денемся, всё равно однажды эти запасы придётся осваивать. С использованием будущих или имеющихся автоклавов, а может быть, и вовсе новых технологий, но придётся.
«Я могу сказать, что тут важно поменять само отношение недропользователей к вопросу кооперации и переработке на стороне. Приведу простой пример. Многие добывающие предприятия сегодня действительно прибегают к услугам аутсорсеров, в частности, организуют питание своих сотрудников именно по такой схеме.
И ведь всегда опытные работники недовольны бывают такими переменами: дескать, лучше своих поваров никого нет. А когда переход уже произошёл, попробуйте заставить руководителя предприятия снова себе голову морочить этими вопросами, санкнижки проверять и прочее. Передали стороннему подрядчику — и прекрасно!
Что касается автоклавов. Для большинства предприятий, за исключением крупных, я думаю, единственным возможным вариантом является продажа концентрата и переработка его на сторонних мощностях. Мне доводилось работать и в условиях, когда мы у себя перерабатывали чужой концентрат (угольный в нашем случае), и сами перерабатывали сторонний.
И по опыту скажу: когда ты перерабатываешь, складывается устойчивое впечатление, что ты отдаёшь свой продукт, но когда ты отдашь концентрат, то есть уверенность, что тебе недодают. Это вопрос психологии», — разрядил обстановку Борис Владимирович.
И последний вопрос, который обсудили участники дискуссии, касался экологических последствий россыпной добычи — тема стартовала с подачи вопроса одного из зрителей. Как рассказал в своём докладе Михаил Лесков, Россия остаётся одной из немногих золотодобывающих стран, где за россыпями сохраняется весомая доля. В прошлом году по следам трагедии на Сейбе мы поднимали вопрос будущего россыпной добычи и экологических последствий этих работ (№1, 2020). Уже не в первый раз звучат мнения о том, что россыпную добычу на нетронутых реках нужно либо ограничить, либо вовсе запретить.
Борис Юсимов как бывший россыпник первым взял слово, сказав, что тема это для него больная.
«Конфликт этот во многом надуманный. Говорят, что после россыпников остаётся лунный пейзаж, что природе региона таким образом наносят непоправимый ущерб и прочее. Да какой там лунный пейзаж! Через 2-3 года отвалы зарастают сами собой. Мы ведь при россыпной добыче никаких методов, кроме гравитационных, не применяем. Ну замутили воду, да, согласен. Так во время паводка разве мутной воды нет?
Я уверен, что тут надо копать глубже. В любой такой истории есть заинтересованное лицо, и заинтересовано оно, скорее всего, вовсе не в сохранении природы», — высказался Борис Владимирович.
Оказалось, что другие эксперты придерживаются примерно такого же мнения. Михаил Гусев отметил, что в таких конфликтах редко принимают участие профессиональные экологи, поэтому в тут обычно эмоций больше, чем рациональных аргументов.
«Я считаю, что здесь необходимо соответствующее нормативное регулирование — и оно ведь есть. Если есть запрос на ужесточение стандартов, давайте ужесточим. Могу говорить за нашу компанию: у нас есть запрос изнутри на повышение экологического уровня. Если мы хотим работать цивилизованно, то нужно разработать правила, но уж никак не запрещать россыпную добычу», — подчеркнул Сергей Рыжов.
Текст: Анна Кучумова
Спасибо!
Теперь редакторы в курсе.