Компания «АлтайБурМаш» эксклюзивный дистрибьютор ZEGA в России. В наши обязательства входят гарантийное (12 мес / 2000 м/ч) и послегарантийное обслуживание, поставка запчастей (более 2300 позиций на складе) и оперативный выезд сервисных специалистов на объекты заказчика.
Более 225 буровых станков ZEGA были ввезены нами и работают на территории России в настоящий момент - от Крыма до Дальнего Востока.
Реклама. ООО «АлтайБурМаш», ИНН 2204084683
Erid: F7NfYUJCUneP2WvUgDyq
Сначала бурильщиком на «Таштагольскую» шахту устроился старший брат Максима Матвеева Денис — теперь он уже мастер. Позже эту же профессию выбрал и наш герой. А отец семейства Юрий Владимирович к тому времени отработал на руднике несколько десятилетий. А вообще братья Матвеевы уже и со счёту сбились: сколько человек и сколько поколений в их семье работали и работают в отрасли? И сколько лет они отдали добыче? Максим попытался посчитать: в сумме получилось больше трёх столетий.
— Максим, выбирая профессию, Вы опирались на опыт отца и старшего брата, или работа в шахте — это Ваше самостоятельное решение?
— Да нет, ни на кого я не смотрел. Мне 18 лет было, отец сказал, мол, взрослый уже, пора работать. А в Таштаголе профессий-то, считай, две: милиционер и шахтёр. Я пошёл в шахту. Сначала устроился электриком, восемь месяцев проработал. Потом механик участка предложил перейти на проходку: там можно было в два раза больше заработать. А на разряд сдал и вовсе хорошие, по меркам того времени, деньги стал получать.
— Сейчас Вы работаете по новой технологии, на самоходной технике. Легко ли дался этот переход?
— В общем-то, несложно. Когда самоходная техника в шахту пришла, мы с братом бригадирами были, решили освоить новую профессию. По сути, бурильщик шпуров — это тот же проходчик, только работа идёт куда более эффективно. Получается, что шахта наша вышла на новый уровень: вместо перфораторов и технологий лохматых годов у нас теперь буровые станки. Работают, можно сказать, не люди, а машины, а люди управляют.
Сейчас я на буровой машине Sandvik работаю.
В дивизион «Сибирь» входят три шахты: «Шерегешская», наша «Таштагольская» и «Казская». Так вот, «Шерегешская» раньше всех эту технику получила, и оттуда ребята в Норильск ездили на обучение. И буквально сразу же у нас начали такие машины запускать.
Я уже в Таштагольском горном техникуме учился, а практику как раз на «Шерегешской» проходил, пацаны, которые в Норильске были, очень доступно всё объяснили. Вообще те, кто на проходке работал, быстро осваиваются. Но учились в сумме месяцев пять: сначала теория, потом практика.
— Новая технология действительно значительно эффективнее?
— Не то слово! Я просто объясню. Машину нашу обслуживают пять человек: у меня смена 12 часов, потом отдых, и так на пятерых разбито, чтобы без остановки работать. План у нас 200 м проходки в месяц. А раньше у нас было 6 бригад по 6 человек, и 36 проходчиков в сумме давали только 360 м. Сами посчитайте, во сколько раз выросла эффективность.
— А сейчас Вы параллельно с работой получаете ещё и высшее образование. С чем это связано?
— Да, учусь в Новокузнецком СибГИУ на заочном. А связано с тем, что набурился за 17 лет, хочу развиваться в другом направлении. А чтобы работать на руководящей должности, нужно высшее образование. У нас ведь буровзрывные работы, опасный участок, и тот же мастер должен иметь высшее техническое образование.
— Каково это, отработав 17 лет, учиться, причём по своей же профессии? Что-то новое узнаёте?
— Да, достаточно много нового, интересно. У нас есть педагоги, кто с шахтой связан, а есть те, кто по книжкам эту работу знают. Но они больше теорию читают, без неё-то тоже никуда. Но особо ничего не удивляет. Единственное, СибГИУ больше ориентирован на угольные шахты, а я в рудной работаю. И там на угле свои нюансы, вот это интересно сравнивать. А вообще преподаватели ведь сами всё понимают: что я взрослый человек, что давно в отрасли, поэтому относятся соответственно.
— Вы говорите, что сейчас в горном деле Вас ничего не удивляет. А когда начинали работать, было ощущение открытия? Свой первый спуск в шахту помните?
— Помню отлично, это 1 сентября было — такой вот день знаний. А вот чтобы что-то прямо поразило, такого не было. Помню, спустились мы, а я подумал, что на катакомбы похоже.
— Страха не было? А сейчас?
— Не было и нет. Говорят же, что человек ко всему привыкает. Ничего такого уж страшного в шахте нет. Есть задачи, которые нужно решать, есть правила безопасности. Всякое может случиться, но оно ведь и на поверхности так же. Нужно просто быть внимательным и аккуратным.
— Отец наверняка переживает за сыновей. Когда Вы с братом решили устроится на работу в шахту, он не отговаривал?
— Беспокоится, но не чрезмерно — просто просит быть аккуратнее. Он как-то принял, что мы уже взрослые, сами за себя отвечаем. А когда устраивались, он не отговаривал, но не ожидал, что мы в проходку пойдём. Сам-то он порядка 30 лет в шахте проработал, но был слесарем-ремонтником. Теперь уже на поверхности, но тоже сотрудник «Таштагольской» — обслуживает воздухоподающие системы.
— А когда вы семьёй собираетесь, обсуждаете производство?
— Нет, знаете, этого на работе хватает. Я 17 лет отработал, брат 20, отец 40, уже столько наговорили. А вообще, у меня ведь вся семья шахтёров: и бабушка, и дедушка, и дядя в добыче. Вот у нас суммарно 300 лет и набегает.
А если с друзьями и коллегами собираемся, то да, обсуждаем, спорим иногда: кто как делает да как правильно.
— Максим, а Вы ведь не только шахтёр, но и спортсмен…
— Есть такое, веду активную спортивную жизнь, играю в футбол, хоккей и баскетбол за наше предприятие. У нас есть группа таких спортивных и активных ребят, и мы во всех соревнованиях принимаем участие. В хоккейной команде я вратарь, в футболе тоже часто на воротах, но в принципе могу за любого игрока встать. Нравится мне это дело, азартно, интересно. Хотя мы звёзд с неба не хватаем, команды наши в середнячках обычно.
Спорт — это у нас тоже, кстати, семейное. Всё с баскетбола началось: у нас и отец с детства играл, и брата приобщил, и я с первого класса на площадке.
— Вы обмолвились, что в Таштаголе выбор профессий небольшой. А не посещала мысль уехать? Новокузнецк, скажем, под боком.
— А не нравится мне Новокузнецк, не мой город. Мне по душе Таштагол: он чистый, уютный, маленький. Природа у нас какая! Нет, не хочу уезжать.
— А Ваши ровесники: одноклассники, люди, с которыми вместе росли, — тоже выбрали судьбу шахтёра?
— Знаете, тут забавно. От кого-то слышу: «В шахту? Да никогда!». А пару лет пройдёт, смотришь — пришёл. Это достойная мужская профессия, тут неплохие зарплаты. У меня много друзей и знакомых по Кузбассу, и в отрасли, и вне добывающей промышленности, конечно, вопрос заработка обсуждаем. Так вот у нас в ЕВРАЗе всё очень неплохо.
Конечно, всем и всегда хочется получать больше. И уходят, и уезжают в поисках лучшей жизни. И у нас много историй, когда люди с шахты уходят, а потом обратно просятся. Хорошо там, где нас нет.
А сейчас, кстати, много молодёжи на рудник пришло — чуть ли не половина шахты молодых людей. Я, когда устраивался, были в основном «старики»: не в смысле старые, а опытные, кто лет по 30-40 отработал. Шахта затягивает: очень многие как приходят по молодости, так до пенсии и работают.
— Сейчас у Вас есть ощущение стабильности, уверенности в своей работе, заработке?
— Есть такое. За столько лет на шахте у нас ни разу проблем не было, чтобы зарплаты не платили или что-то в этом роде. Я думаю, время теперь не то: истории стучащих по рельсам шахтёров закончились. Прошли бандитские 1990-е, да и слава богу. Будем и дальше работать, а всем коллегам-шахтёрам хочу пожелать здоровья горняцкой удачи.
Беседовала Анна Кучумова
Спасибо!
Теперь редакторы в курсе.