Закон о «вольном приносе». Никогда не было и вот опять

Тема вольного приноса золота обсуждается в кругу специалистов уже много лет. Это при том, что такое явление для нашей страны не новость — старатели работали на законных основаниях и в царской, и в советской России. И сейчас работают — только уже незаконно. И уже в новом веке регулярно предпринимаются попытки ввести в правовое поле то, что можно назвать вольным приносом.

Был законопроект губернатора Красноярского края, была версия Магаданской областной думы, Совфеда, сегодня вот — Минприроды. Начиная с 2002 года, проходили обсуждения семи законопроектов, однако законным вольный принос так и не стал. Так нужно ли легализовать это явление в России?

Этому вопросу посвятил одно из своих онлайн-мероприятий «Геовебинар», предложив то забавное название, которое мы вынесли в заголовок. Открыл дискуссию председатель Комитета ТПП РФ по поддержке предпринимательства в сфере добычи, производства, переработки и обращения драгоценных металлов и драгоценных камней, генеральный директор ОАО «Красцветмет» Михаил Дягилев — он начал с того, что обозначил масштаб проблемы.

«Очевидно, что индивидуальная добыча золота связана с мелкими россыпями и с отходами недропользования. Понятно, что речь не идёт о разработке коренных месторождений, о большой промышленной добыче. То, что касается отходов недропользования, — отдельная большая и очень важная тема, которая также обсуждается на многих площадках.

В моём понимании, непромышленная добыча драгоценных металлов никак не решает проблему техногенных отвалов, объём которых, по некоторым оценкам, составляет в нашей стране до 100 млрд тонн. Поэтому, я думаю, что вряд ли мы эту сторону всерьёз можем рассматривать. Оценки нелегальной добычи очень разнятся.

Я встречал данные от 1 тонны до 10 или даже до 30 тонн в год. Думаю, никто точно не знает, каков объём нелегальной добычи сегодня. Какой бы она ни была, легализация этого объёма металла не сможет существенно повлиять на объёмы производства золота в нашей стране.

Даже есть взять предельную цифру в 30 тонн, которая лично мне кажется фантастической, то это меньше 10% от того, что сегодня в аффинированном виде производится в России», — считает Михаил Владимирович.

В тайге прокурор медведь. Почему боятся «вольного» золота?

Но это вовсе не значит, что тут не о чем говорить. Традиционно в подобных дискуссиях выделяются несколько веток. Первая из них — это вопрос безопасности.

Старательская золотодобыча, как правило, осуществляется в регионах удалённых, с немногочисленным населением. Про такие раньше говорили «не везде ещё установилась советская власть». Так вот, на этих территориях представителей правоохранительных органов, как правило, раз-два — и обчёлся. Бывает и так, что на целый район — всего несколько полицейских. Как тут не вспомнить старую поговорку о том, что в нашей тайге прокурор медведь.

«Даже крупные горнорудные компании сегодня отказываются работать на россыпных месторождениях  — именно потому, что не могут контролировать добываемый металл. Известны случаи, когда компании просто вышли из проекта потому, что не смогли навести порядок на территориях», — отмечает Михаил Дягилев.

С другой стороны, тут непонятно, где причина, а где следствие. Безлюдные эти территории именно потому, что тут нечем зарабатывать на жизнь. Будет промысел — будут и жители. А где жители — там и представители правопорядка. А последние десятилетия мы наблюдаем отток людей из регионов, где некогда шла старательская добыча.

Скажем, сегодня люди срываются с насиженных северных территорий, которые с таким трудом удалось обжить. Специалисты считают, что на эти сложные для жизни районы, территории многолетней мерзлоты и при этом земли старой золотодобычи нужно обратить внимание прежде всего. Ну не растёт на этой холодной земле ничего, так нужно же людям где-то работать.

Дума думает — караван идёт

Важно понимать, что запрет вольного приноса не остановил старательское движение — он просто сделал их добычу золота незаконной. Вспомните сухой закон в Америке: из классических фильмов все знают, что главным выгодополучателем стала мафия. С индивидуальной золотодобычей примерно та же история: нынешняя ситуация — отличная почва для теневых схем.

«Совсем недавно я общался с главой Североенисейского района Красноярского края, спросил, как он относится к закону о вольном приносе. Он ответил: «Обеими руками за». Потому что без этого закона в район приходит криминал: бесконтрольная вольница со скупщиками из ближнего зарубежья», — подчеркнул доктор геолого-минералогических наук, профессор, руководитель Института горного дела, геологии и геотехнологий СФУ Владимир Макаров.

В старых золотодобывающих районах — а к таковым и относится Северо-Енисейский — деятельность нелегалов становится нормой, и в последние годы здесь резко выросли объёмы такого промысла. Местные жители «не для записи» говорят, что, конечно же, идут на этот риск, потому как даже в условиях всех существующих сложностей такой «бизнес» — дело прибыльное.

И, по словам главы района, каждое лето на техногенных россыпях в регионе работают не менее двух сотен «чёрных старателей». А молодое поколение уже вовсе воспринимает нелегальную добычу как данность. Администрация опасается, что без законодательного вмешательства мы через несколько лет получим «разборки», как на Диком Западе во времена золотой лихорадки.

Причём, как говорят специалисты, в сегодняшних условиях открывается возможность для злоупотреблений представителей правоохранительных органов, и известны случаи, когда «силовики» тех самых «чёрных старателей» и «крышуют».

«А было бы всё это легально, получил бы наш старатель свой надел техногенной россыпи, официально сдал найденное золото, получил свои деньги — и не было бы никаких «разборок», — уверен Владимир Макаров.

Старатели-геологи

Сторонники вольного приноса настаивают на том, что именно старательское дело — это не только индивидуальное предпринимательство для собственного обогащения (или развлечения — у кого как), но и существенное подспорье геологоразведке. Владимир Макаров выделил ряд тенденций в реальной золотодобыче России.

Доля россыпного золота снижается, равно как и объём государственных инвестиций в ГРР, и сегодня фонд нераспределённых месторождений и перспективных площадей, пригодных для лицензирования, уже фактически исчерпан.

«Что у нас с МСБ? Всё подчинено Росгеологии, россыпями и их разведкой никто не занимается. В геологоразведку мы не вкладываемся, доедаем то, что было обнаружено в прошлом веке», — констатирует Владимир Макаров.

Участники вебинара обратили внимание на историческую закономерность: развитие золотодобычи в нашей стране совпадает с поддержкой старательской деятельности  — или хотя бы отсутствием запрета на неё. Отсчёт, пожалуй, стоит вести с XV века и правления одного из самых дальновидных наших царей — Ивана III.

Он обращался за помощью к соседним державам, к зарубежным специалистам, для, как бы сейчас сказали, организации научных исследований по поиску руд и металлов в русской земле. Но эпоха Ивана III — это период становления и расцвета послеордынского государства, в последующие годы о рудах и металлах как-то позабыли.

Серьёзно за отрасль взялся Петр  I  — от времени его правления обычно и отсчитывают развитие российской горной отрасли как таковой. И в числе бесчисленных указов этого гиперактивного императора есть и такой, который имеет прямое отношение к нашему сегодняшнему разговору.

В указе от 10 декабря 1719 года сказано: «Соизволяется всем и во всех местах как на собственных, так и на чужих землях искать, плавить, варить и чистить всякие металлы, минералы и каменья. Если владелец сам не имеет охоты строить завод, то принуждён будет терпеть, что другие в его землях руду и минералы искать, копать и переделывать будут, дабы благословение божье под землёю не осталось.

От рудокопных же заводов и прилежного устроения оных земля обогатеет и процветёт, и пустые и безлюдные места многолюдством населятся». Конечно, если прилагать указ трёхсотлетней давности ко дню сегодняшнему, получится настоящая разруха.

Однако мы видим, как на российские земли приходят, скажем, китайские артельщики — те самые «другие», кто будет «искать и копать руду и минералы». А ещё видим, как умирают деревни и сёла, образованные вольными старателями прошлого. Нет золотодобычи — и этим населённым пунктам нечем жить. Скажем, в Красноярском крае, где ещё при Екатерине жители богатели на золотодобыче, таких историй затухающих деревень сколько угодно.

Профессор кафедры поисков и разведки полезных ископаемых ПГНИУ доктор геолого-минералогических наук, директор ЕНИ ПГНИУ Владимир Наумов предложил взять за точку отсчёта в разговоре о вольном приносе 1745 год — время открытия российского россыпного золота уральцем Львом Брусницыным.

Г-н Наумов подчёркивает, что это событие буквально запустило русскую золотую историю — хорошо, говорит специалист, что оно было сделано на правильной правовой почве, то есть никто не запрещал открытие Брусницына развивать.

Через семь лет после этого на Урале появились первые точки россыпной добычи — оказалось, что этот способ извлечения золота вчетверо дешевле работ с рудой. И в следующие десятилетия количество объектов росло огромными темпами.

«Мы сегодня находим старые разработки на Урале, где на гектар до десятка шурфов. То есть старатели так плотно стояли, и при этом никаких войн между ними не было. Благодаря разработке россыпей и тому, что старательское движение не было под запретом, Россия впервые вышла в мировые лидеры по добыче золота. При этом на карте появлялись новые районы золотодобычи», — рассказывает Владимир Наумов.

И даже в истории «золотой лихорадки» за пределами Российской Империи Владимир Александрович видит «русский след» — наши старатели пришли со своим опытом на «заморские земли»: где искать россыпи, как с ними работать.

И, что ещё интереснее: в России именно старатели нанесли на карту крупные промышленные россыпи: Пышминскую и Кочкарскую группу на Урале, Богом дарованное месторождение (его сейчас знают как Коммунаровский рудник) и Андат в Хакасии и целый ряд других. До революции в России было открыто 768 россыпей, говорит Юрий Наумов, опираясь на данные опытного геолога Павла Луняшина.

И со сменой политического уклада развитие старательского дела продолжается — как продолжается и участие вольных золотодобытчиков формировании карты богатых золотом регионов — в частности, так была изучена Магаданская область.

В первой половине XX века вольный принос золота ещё легален, с той лишь разницей, что теперь параллельно работают и государственные геологические службы. И, по словам Владимира Наумова, велика роль старателей в открытии рудных месторождений, известных и сегодня. В их числе специалист называет Кочкарское месторождение золота и даже «Олимпиаду».

«Если старатель — это дедушка, россыпи — дети, то золоторудные месторождения — это внуки. Мы сегодня продолжаем работать на объектах, которые открыли именно «дедушки», — приводит аналогию Владимир Наумов.

До 1950-х годов количество россыпей в России продолжало расти, а в 1953-м вольный принос оказался под запретом — вся разведка легла на государственные геологические службы.

«Есть хорошие подборки литературы про историю золотодобычи. И по ним видно, что как только отпускали вожжи и позволяли людям идти в золотодобычу, резко возрастало количество открытий. Старательское движение — это шаг к развитию юниорного бизнеса. Как только государство формировало монополию, открытий становилось меньше.

Ведь кто находил россыпи? Это были вольные старатели, сильные духом люди. Сейчас тут тоже работают неслабые ребята. Чтобы добыть грамм золота, надо иметь и силу, и хорошие компетенции. Так что не стоит думать, что старатели — это люди второго сорта», — поддержал коллегу Владимир Макаров.

Вольный принос золота. Принять нельзя отказаться

И при всём этом Союз старателей — то есть организация, которая должна первой грудью встать на защиту закона о вольном приносе, — говорит, что нормативный акт этот принимать нельзя. Во всяком случае, нельзя принимать в том виде, который в апреле предложило Минприроды.

«У нас вроде как вводится новое понятие — старательская деятельность. Но какое же оно новое  — сколько столетий уже старатели в России работают! В 1923 году СТО были приняты правила разработки золотосодержащих участков вольными приискателями в Дальневосточной области.

Да и вообще, в СССР неоднократно принимались положения о старательской добыче, перед войной в отрасли работало 150 тысяч человек. И в 1920-х годах, когда Сталин дал команду восстановить уровень добычи золота императорской России, внимание в первую очередь уделили именно старателям. И в царской России, и в СССР это явление существовало. Может, нужно с анализа этого опыта начать?», — высказался председатель Союза старателей Виктор Таракановский.

По словам Виктора Ивановича, в существующих на сегодняшний день предложениях есть много спорных пунктов. Во-первых, физическое лицо у нас так и не сможет добывать золото — необходимо оформить ИП. Это, конечно, небольшой бизнес, бумажной волокиты существенно меньше, однако, говорит г-н Таракановский, это только полдела.

«Давайте обратимся к памятке старателей 1948 года: заработок старателей не облагается какими бы то ни было налогами и сборами. На старателей на распространяется КЗОТ: он может 6 месяцев по 12 часов отработать, потом 6 месяцев отдыхать, при этом получить трудовой стаж и пенсионное обеспечение.

Сейчас говорится, что вольный принос обернётся всплеском геологоразведки, что мы разведаем море всего — как это было раньше. Так раньше потому-то и шли в старатели, что это была полная свобода.

Ещё один момент: сегодня предполагается, что раз в квартал индивидуальный предприниматель должен отчитываться, прилагая фото и видео с геолокацией, причём материалы должны быть не старше 5 дней. Наш старатель в тайге чем будет заниматься — золото искать или участок свой фотографировать?», — рассуждает Виктор Таракановский.

Также специалист обращает внимание на пункт о запрете применения горно-шахтного, бурового геолого-разведочного, насосного оборудования, машин для землеройных работ, разработки и обслуживания карьеров, а также промышленных тракторов. При этом добывать золото разрешается на глубине до 5 м, и делать это старатель должен собственными силами — не нанимая иных лиц.

«А что остаётся? Тачка? Лопата? Я работал на берегу моря Лаптевых, там глубина промерзания 300 м. Попробуйте там до 5 м оттаять за сезон, причём всё вручную!», — говорит Виктор Таракановский.

А ещё председатель Союза старателей говорит, что сегодня уже нет тех содержаний, при которых можно добыть большое количество золота без специальных технологий. Однако тут Виктор Макаров с ним не согласен.

«Что у нас в Партизанском рудном узле? Есть мало целиковых россыпей, все остальное техногенные. Но я не согласен с Виктор Ивановичем, что на этой техногенке добыть существенные объёмы нельзя. Я с лотком ходил и за час намывал 16 граммов с техногенки. Грамотный человек, который знает россыпи, найдёт, где добыть, и сможет себя обеспечить. А крупное предприятие сюда уже не придёт. В то время как старатель сможет работать и с небольшими приспособлениями — необязательно бульдозер загонять», — считает Владимир Макаров.

Мы что, хуже других?

«Почему-то рассуждения о вольном приносе у нас начинаются с того, что люди будут воровать. Ребята, да это вообще не наше дело — мы другими вопросами занимаемся: поисками, разведкой, добычей. И выступаем за то, чтобы у людей было больше возможностей. Не надо больших законопроектов — просто не мешайте», — уверен Владимир Марков.

По большому счёту, легальный вольный принос золота существовал в нашей стране, а сегодня существует за рубежом. Ведь есть опыт, причём опыт позитивный. Владимир Макаров процитировал письмо нашего эмигранта, а ныне жителя Канады: интересен его взгляд на происходящее в России.

«Целыми днями могу не вылезать из сети, потому как интересно наблюдать теперь со стороны западной совковую жизнь. Здесь и в других западных странах свободно можно сдать золотишко, намытое с того куска долины, где ты смог купить по интернету лицензию за десяток долларов. Более того, правительство Канады выделяет желающему искать до 10 тыс. долларов в год. Ибо знают, что так находят до 70% месторождений. Так было не одну тысячу лет. И в России тоже.

Так откуда же недальновидность? Вместо того чтобы поддерживать вольных старателей, обложив их старинной мерой налога, равной десятине, миллионеры во власти обдирают золотоносные окраины страны. А в поиски вкладывают копейки. Разве не ясно, что сами же рубят сук, на котором сидят. А народ бежит с окраин, на место русских садятся китайцы. Как тогдашнее правительство продало Аляску, также нынешнее может проморгать Сибирь, Дальний Восток, Курилы и Чукотку».

«Мы недавно посетили Австралию, где встретились с профессором, который оформил лицензии на участок в 20 км2 и ведёт там поиски золота. На свою площадь пускает артельщика, который с металлоискателем находит до 6 кг самородков. И у самого профессора из такого самородка сделан кулон. Когда я сказал, что в России его бы за этот кулон посадить могли, он покрутил пальцем у виска.

Лицензия на старательскую добычу золота без применения средств механизации в Австралии стоит 35 долларов. Если площадь ничья, купил лицензию, ходишь, ищешь. Найдёшь — несешь в золотоприёмную кассу. И всё, никакого криминала. Австралийцы, кстати, очень уважительно относятся к старательскому делу — мы, например, посещали соответствующий музей», — рассказал Владимир Макаров.

Если смотреть на ситуацию под таким углом, действительно не совсем понятно, почему нельзя калькировать этот опыт в России? «Будут воровать» — это, согласитесь, не аргумент, тем более, что сейчас в отрасли в отрасли в ходу незаконные схемы именно потому, что индивидуальная добыча запрещена.

«Ситуация, в которой мы находимся, — это зеркало происходящего в последние годы. Наша страна унаследовала ордынское госуправление и феодальную культуру. Мы боимся собственных людей. Некоторые сферы нашей жизни развиваются динамично, но регулирование сферы драгоценных металлов отстало на десятки лет. От коллег я не раз слышал тезис о том, что наше регулирование проще отменить вообще, а потом написать новое.

Действительно, проще же запретить, чем проводить большую тяжёлую работу по созданию нужных обществу механизмов и последующей их тонкой настройке. Но тем не менее мы куда-то движемся, и те семь законопроектов, которые появились в последние годы, вряд ли останутся без внимания — будем находить приемлемые подходы к работе», — сказал Михаил Дягилев.

А ещё Михаил Владимирович привёл две интересные аналогии, чтобы определить суть вольного приноса. Первая — с любительской рыбной ловлей. Для неё есть правила: нельзя ловить сетью, в запрещённых местах, в определённое время года. И правильная ловля не нанесёт вреда биологическим ресурсам и не повлияет на промышленную добычу рыбы.

При это для кого-то такое времяпровождение может быть реальным источником пищи. Вторая аналогия — из иностранной практики: эксплуатация малодебитных нефтяных скважин. В Америке это довольно популярный частный бизнес — скважина, принадлежащая конкретной семье. Это может быть уже отработавший объект — некогда он имел промышленный дебет, но сегодня сливки уже сняты.

Для большой нефтедобывающей компании такая скважина уже интереса не представляет, а вот для отдельно взятой семьи вполне может быть источником доходов. При этом собственник несёт экологическую ответственность за эксплуатацию объекта.

«Есть ещё некоторые ассоциации, связанные с разного рода запретами. Все знают, что в скупку цветного лома приносят срезанный кабель, а в скупку ювелирных изделий — украденные ценности. Но не стоит же вопрос о том, чтобы запретить скупки, — видимо, потому что не предполагается, что воровство от этого прекратится. С вольным приносом примерно та же история», — высказался Михаил Дягилев.

Текст: Кира Истратова

Читайте также: «Нашла коса на камень: «прения» россыпной золотодобычи».